Путевые чудесные приключения барона Мюнхаузена

Но не всегда же счастью баловать меня. Окруженный, в одном бою, со всех сторон, многочисленным неприятелем, я был взят в плен и, что всего хуже, продан турками, как невольник. Примирившись с грустным положением, я начали привыкать к нему; мне дали не трудную, но очень скучную работу — выносить каждое утро султанских пчел на цветистое поле, весь день стеречь их, а к ночи снова размещать по ульям. В один вечер, я потерял пчелу и тотчас же заметил, что два медведя напали на нее, чтоб поживиться медом. Со мной не было никакого оружия, кроме серебряного топорика, который дается, как отличие, султанскими садовниками. Я бросил его в разбойников, чтоб испугать их и освободить бедное насекомое. Но, по какому-то странному закону, топор мой полетел вверх и, зацепил в полете за рог луны, повис на нем, как на гвозде. Что было делать? Как достать его? К счастью, я вспомнил, что Турецкие бобы растут удивительно скоро и достигают необыкновенной высоты. Я посадил один немедленно; он вырос с изумительной быстротой, и верхним концом обвился около нижнего ключка луны. Теперь я с помощью этого растения мог взобраться на месяц, куда и поднялся; но вы не можете представить, как было трудно найти серебряный топорик там, где все блестит серебром и светом. Впрочем, после долгих поисков, я отыскал его в куче мякины и соломы. Потом надо было возвратиться; но увы! солнечный жар засушил и сжег мой боб, так что не было никакой возможности спуститься на нем. Подумав, я стал вить себе веревку из соломы; приготовив ее, я завязал один конец за луну, а другой бросил вниз. Взяв топор в правую руку, левой ухватился за канат, и начал спускаться. Но так как он далеко не доходил до земли, то я вынужден был, пролетев известное расстояние, рубить верхней ненужный конец и привязывать его к нижнему. При всем моем искусстве, веревка не донесла меня до султанской фермы; истертая и размочаленная, она оборвалась за пять миль над поверхностью земли. Я упал так плотно, что подо мной образовалась яма в девять саженей глубины: поэтому можно судить, с какой силой и тяжестью я громыхнулся на землю. Опамятовавшись, я не знал, как подняться из этой пропасти. Надумавшись, я принялся рыть ступеньки собственными ногтями (Барон, подражая светским львам своего времени, не стриг ногтей ровно сорок лет), и очень удобно выбрался на свет божий.

Истинные заслуги и за Султаном не пропадают. Полюбив мою верную службу, он пожаловал меня свободой, потом приблизил к себе в качестве чубукчара (подавателя трубок), затем возвел в достоинство конюшего и наконец Албанского паши. Но увидев, что я не умею ни рубить верноподданных голов, ни сдирать податей с бедных жителей, ни наказывать плетьми невинных, он отнял у меня эту почтенную должность, и назначил посланником к Русскому двору. Если не ошибаюсь, это было в славное царствование Катерины II, которая развела у себя целую конюшню любовников, и за то названа великой.

Выслушав новое назначение, я немедленно отправился в Россию и, в первый раз, проезжая Москвой, решился погостить в столице-старушке.

Глава VII Приезд в Москву и описание ее. Вид с Ивана Великого

Думаю, что не все из моих читателей видели Москву или находились в ней в таком сановитом достоинстве, как я — Барон и посланник от Турецкой Империи; поэтому не считаю лишним рассказать о своем пребывании в коротких словах.

Начну с первого впечатления. Приехав в Москву, я тотчас же отправился, как обыкновенно делают любопытные путешественники, осмотреть город. Что вам сказать о нем? С наружной стороны, если взять все вместе и его колокольни, и каланчи, и бельведеры, и сады и грязные переулки, и тощие домики и громадные дворцы, и широкие площади и непроходимые захолустья, если взять все это вместе, Москва будет походить па огромное лукошко, в которое царский каприз сбрасывал несколько веков все, что ему приснилось во сне или привиделось наяву. Москва носит три главных облика — Византийский, Татарстан и Европейский, но Русского в ней, кроме пирогов и квасу, ничего не нашел. Москва живет, как улитка, крайне-сосредоточенной жизнью; она вся уходит в свои воспоминания, да и как не лежать сердцу к этим воспоминаниям? Здесь короновали Иванов Грозных, там били бояр по пяткам Татарской плетью, здесь казнили стрельцов, как быков на бойне, там кропили св. водой цареубийц и развратных женщин; здесь следы глубокого раболепия, там остатки грубого чванства; везде колокольня и питейный дом, везде униженный слуга и над ним заносчивый барин.