Ребята и зверята

Соня понесла лисенка в комнату. Когда его поставили на пол, он, быстренько перебирая лапками, убежал в угол за кровать и забился там как можно подальше.

А мы, видя, что он боится, сели полукругом на полу и начали шопотом разговаривать.

— Ка-а-акой красивый! — прошипела Наташа, заглянув за кровать.

Она попробовала даже его погладить, но, как только протянула руку, лисенок затоптался на месте, завертелся и, выгнув угрожающе спину, разразился потешным отрывистым лаем: ках, ках, ках, как будто кашлял, и в горле у него что-то клокотало: н-нгрррр…

— А что лисицы едят? — спросила Наташа, заложив руки за спину. — Наверно, петухов, я так думаю?

— Н-нда, — солидно ответила Соня. — Но мы не можем зарезать для него цыпленка. Ты сама же поднимешь вой, если зарезать твою Хохлатку или Бесхвостика. И потом он совсем еще маленький и должен пить молоко. Сбегай-ка в чулан и налей в блюдечко молока.

Наташа заскакала, шлепая босой ногой, к чулану, а Соня взяла лисенка на руки и уселась с ним на полу.

— Лиска, лисынька, славненький, хорошенький ты мой… — приговаривала она.

А лисенок топорщился и отталкивался от нее ногами.

Соня уложила его на колени и осторожно поглаживала у него за ушком. Это, видно, понравилось, и лисенок перестал ерзать и вертеться.

Он заглянул исподлобья Соне в лицо и потом доверчиво прижался к ней пушистой головкой.

Когда вернулась Наташа, он и не подумал убежать от нее в угол, а только крепче забился под Сонин локоть.

Блюдечко с молоком поставили на пол, и Соня придвинула к нему мордочку лисенка. Он потянул носом, соскочил с колен и завертелся вокруг блюдца, смешно крича: ках, ках, ках… н-гррр.

Потом стал над блюдечком, выгнул спину и загородил его ото всех.

Он с тревогой озирался на нас, как будто опасался, что мы отберем у него молоко.

— Давай-ка отойдем в сторону — предложила я, — а то он боится и не может есть.

Все спрятались — кто на кровать, кто на печку. Около лисенка осталась одна Соня.

Лисенок еще раз подозрительно покосился на нее и начал лакать из блюдечка. Язык у него был длинненький и острый, с каким-то замысловатым крючком на кончике. Лакал он аккуратно, как кошка, и торопливо, как щенок. Он, верно, порядочно проголодался, потому что теперь вся его рожица выражала блаженство, под усами зашевелилась улыбка, глаза сладко сощурились, а маленькие передние лапки в темных чулках дрожали от жадности.

Он был ростом с маленькую кошку. Ноги были довольно сильные, но туловище маленькое, щупленькое, поджарое и очень легкое. Шея тоже тонкая-тонкая и только благодаря пушистой шерсти казалась довольно круглой. Голова большая, с острым носом и торчащими вверх ушами. Веселые, круглые, как пуговки, глазенки и подвижной кончик носа, черный и мокрый. Шкурка серовато-желтая, с чуть темными подпалинами (темные лапки и кончики ушей); щеки, горло и живот были белые.

Окончив есть, лисенок вынул из блюдечка кусок хлеба, облизал с него молоко, взял его в зубы и трусцой побежал к печурке, держа хвост на отлете.

Он положил кусок на пол и внимательно обнюхал насыпанный возле печурки песок для чистки ножей. Песок ему не понравился; он забрал свой кусок и стал озабоченно путешествовать по всем закоулкам.

— Что это он разыскивает?

Мы свесили головы и с интересом следили за лисенком. Обойдя все углы, он возвратился обратно к печурке и с коркой в зубах передними лапками стал быстро-быстро разрывать песок. Вырыв ямку, он положил в нее корку и аккуратно примял ее носом. И потом носом же принялся сгребать весь песок и старательно его утрамбовывать, пока не засыпал свое сокровище. Сделав это, он вдруг повернулся и нагадил сверху на то место, где он зарыл еду.

— Ну, уж так нельзя! — громко сказала Соня.

Лисенок вздрогнул от неожиданности, оглянулся, завертел хвостом и что-то залопотал. Он, верно, хотел объяснить, что у них, у лисиц, это так же принято делать, как у людей, ну, скажем, запирать еду в шкап.

Мы хоть и не совсем поняли его объяснение, но все-таки сказали:

— Ага. Ну, ладно.

В это время послышались мамины шаги. Мы наскоро убрали за лисенком, и она не узнала, что он уже успел провиниться.

К ужину лисенок успел обнюхать и изучить все предметы, находившиеся в комнатах, и выспался на подстилке в своем уголке.

Пока он спал, Наташа сидела на сундуке у входа с кнутиком в руке и охраняла его покой. А теперь она держала лисенка на коленях, вылавливала из тарелки кусочки вареного мяса и угощала своего нового приятеля.

— Пусти-ка его на пол, — сказал отец, заметив ее проделки, — авось, он и без тебя с голоду не сдохнет. Ешь сама как следует.

За чаем мама достала из сахарницы кусок сахару и протянула его лисенку. Лисенок совсем повеселел. Он разгрыз сахар на маленькие кусочки и потом, не торопясь, брал по одному и с наслаждением ел.

— Как его будут звать, дядя Федот? — спросили мы, окружив своего любимца. — Вы привезли его, значит, вам и называть.