Командир, судя по всему, и сам осознал, как прозвучали его слова, резко прочистил горло и отложил свиток.
– Передай пленницу моим ребятам.
– Ах! – У Юн поднял руку, достаточно радушно проявляя почтительность к предполагаемому начальнику. – Тысяча извинений, командир. Как же я доложу советнику, если своими глазами не увижу, как эту изменницу посадят в камеру? Она ведь уже сбежала однажды, отправив на тот свет нескольких весьма достойных стражников. Как орешки тех раздавила.
Но все же ей было понятно, чего добивается У Юн, и она немного подивилась, что вообще стала свидетелем этого. Линь Чун заметила, как командир нервничает при упоминании советника, но она бы не догадалась воспользоваться этим так.
Командир подозрительно сощурил глаза и бросил на У Юна взгляд, полный недоверия. Но тот лишь склонился и добавил, не слишком деликатно, так, чтобы услышали остальные собравшиеся:
– Командир, сжальтесь вы над моей шкурой. Доложи я советнику, что не видел, как осужденную в камеру упекли, что он, по-вашему, со мной велит сделать? Разве могу я ему лгать? Меня же тогда под палки отдадут. Уверен, он будет весьма доволен, что вы так рьяно стережете темницу, и вам, и вашим людям это только льстит, но пожалейте вы меня…
– А ты не докладывай ему об этом, – рявкнул командир, который прекрасно знал, что ему действительно достанется, если Цай Цзин и вправду отдал такой приказ. – Советник свой доклад получит. Офицеры, проводите их вниз и заприте изменницу.
Подоспели несколько стражников и, подхватив Линь Чун под руки, толкнули ее вперед, остальные последовали за ними. Ее кожа, по которой недавно прошлись иглы, отозвалась болью на их прикосновения, отчего она резко вздохнула, надеясь, что это осталось незамеченным, и продолжила попытки шагать в такт нетерпеливым конвоирам.
Они спускались все ниже, и ниже, и ниже, минуя уровень за уровнем, и на каждом из них их встречал новый ряд дюжих стражников. Когда они достигли самого дна, перед ними выросла темница, уродливая темная громада, что казалась на вид больше, чем была на самом деле. Отбрасываемые ею тени давили на разум. Или, быть может, то был покоившийся в ее недрах камень гунши.
– Обыскать ее здесь, на свету, – скомандовал один из офицеров. Линь Чун почувствовала, как ее дернули в сторону. Множество мужских рук начали рыскать по ее телу, причиняя боль ее незажившей коже; они шарили под мышками, под грудью, водили по животу, прошлись по ногам и похлопали по бедрам.
И пусть то были лишь безликие стражники, Линь Чун стиснула зубы от воспоминаний о домогательстве, лапавших ее руках пьяного Гао Цю… о кандалах, сжимавших ей запястья, когда ее жизнь катилась под откос. О том, как канга давила ей на шею и плечи. Как нещадно били ее дубинками конвоиры в лесу Ечжу, которые намеревались принести ее лицо этому самодуру…
Она сжала кулаки, и на краткий миг сердце ее пропустило удар – она перестала ощущать тяжесть кандалов на своих запястьях.
Она практически тут же согнулась, прижав металл к тыльной стороне ладоней с такой силой, что тот впился в кожу. Если стража поймет, сколь слабо закреплены кандалы… ни один офицер не допустил бы такой оплошности… Ее сердце колотилось так, словно она провалилась в озеро под лед. Как только она позволила себе так отвлечься…
Один из стражников схватил ее за плечо и грубо развернул, и она уже приготовилась сбросить кандалы, подумав, что ее все-таки раскрыли, но он лишь выдал:
– Ведите ее, – и равнодушно отвернулся.
Острия мечей уперлись ей в спину, подталкивая к черной пасти, служившей входом в темницу. От липкого пота все тело охватил зуд, который смешивался с жжением от чернил.
Вход в темницу скорее напоминал дыру, нежели дверь, – то были черные каменные стены толщиной более шести чи[31]
. Линь Чун повели по узкому проходу. Тьма окутывала их, оставляя позади маленький кусочек дневного света. Коридор заканчивался дверью из кованого железа, которая была инкрустирована еще большим количеством камней гунши.Проход был слишком тесен, и большинство охранников остались снаружи, так что сопровождал их лишь один молодой стражник, который был так приветлив с У Юном прошлым вечером. От его первоначального удивления не осталось и следа – вдали от своего начальника он вновь казался дружелюбным.
– Бывал здесь раньше? – вальяжно поинтересовался он у У Юна. Он повернулся к грубоватым подставкам неподалеку от двери, в них располагались обмотанные тряпками факелы, от которых пахло темным медом. Он вытащил серный фитиль из держателя рядом.
У Юн поднял брови в немом вопросе.
– Ни разу. Держу пари, уж ты точно покажешь мне, что тут да как, верно?
Стражник усмехнулся: