Речные разбойники

Лу Цзюньи едва успела вздохнуть с облегчением, когда он продолжил:

– Так или иначе, но гора Ляншаньбо прекрасно подойдет в качестве испытательного полигона. Жду от вас лучшего решения, госпожа Лу. И в наших руках окажется либо работающий божий клык, либо созданное нашим государством блестящее воспроизведение того, что пытались сотворить здесь эти изменники. После этого никто больше не осмелится бунтовать.

Лу Цзюньи не нашлась, что ответить. Слова застряли у нее в горле вместе с пылью.

Цай Цзин все прекрасно осознавал. Он отлично знал, ' что будет представлять собой последний вариант, предвидел все возражения, которые она могла выдвинуть, весь возможный сопутствующий ущерб, который будет нанесен подданным государства.

Он все понимал и все равно решил пойти на это.

Он безумец.

Нет, безумцем он не был. Фань Жуй была безумна, но в каком-то смысле ею двигало благоразумие и чувство справедливости, даже когда она предавала свою страну и государя. Действиями же Цай Цзина руководил лишь холодный расчет.

Не безумец, он – тиран.

Он вновь принялся расхаживать среди руин, словно находился на музейной прогулке. Во двор за разрушенными стенами ворвались стражники, перекликаясь друг с другом, тут же посыпались команды отыскать советника и министра.

Цай Цзин остановился и поглядел на мертвого военного министра. Его неподвижная рука все еще сжимала божий зуб, вот только пальцы и ладонь обуглились и почернели. А сам же божий зуб… У Лу Цзюньи перехватило дух, крик застрял в горле: артефакт обратился пеплом.

Какая сила сумела сотворить такое?

Она вновь взглянула на Цай Цзина. Она готова была поклясться, что на губах советника заиграла мерзкая улыбка.

– В самом деле, благословенный день, – произнес он тихо, едва слышно. – Удар, подобный этому, точно развеет все возражения. У государя не будет иного выхода, кроме как предоставить мне войска.

Глава 27

Цай Цзин прошел мимо свиты служанок и евнухов, поднялся по ступеням императорской лестницы и остановился у дверей зала для аудиенций, который посещал тысячи раз до этого.

Он принял ванну и сменил испорченное облачение на новое, прежде чем прийти сюда. Теперь на нем красовался дорогой стеганый халат из серо-голубого шелка, подвязанный расшитым поясом; дополняли образ тщательно уложенные волосы и борода – внешний вид безупречный, как обычно, когда он представал перед Сыном Неба.

Его одежда была под стать его уверенности. Государь, разумеется, уже получил прямой подробный доклад о событиях минувшего дня, он наверняка признал правоту Цай Цзина. А Цай Цзин оказался прав, впрочем, как и всегда. И теперь он вызвал его, чтобы составить указы, которых так жаждал советник. Тогда все те придворные, смеющиеся над ним за его спиной, подавятся собственным высокомерием.

Цай Цзин подождал, пока трижды не ударят серебряные жезлы и все собравшиеся, гражданские и военные чиновники, не займут свои места. Глашатай провозгласил:

– Долгих лет жизни государю! Да здравствует Великая Сун! – Он повторил это еще два раза, и все чиновники в зале опустились на колени.

Лишь после того как государь прошествовал к трону и занял свое место, глашатай вызвал Цай Цзина.

Тот шагнул вперед, почтительно склонив голову, прошел по блестящим полам длинного зала для аудиенций, пока не оказался в самом его центре. Он изящно откинул полы халата, пал на колени и прижался лбом к ладоням, бормоча приличествующие слова:

– Этот слуга недостоин находиться в присутствии вашего императорского величества.

Обычно государь тут же приказывал ему подняться.

Время шло, а государь хранил молчание.

Отчего же Сын Неба ничего не говорит?

В голове Цай Цзина роились сотни разных мыслей. Неужели государь, его величество, его императорское величество винил его… Нет, быть такого не может. Цай Цзин никогда не пребывал в немилости.

Он усердно работал ради этого.

Его язык дергался у него во рту, он жаждал все исправить, обернуть все вспять, но и слова не мог сказать до тех пор, пока его сиятельное величество не позволит ему этого…

– Ответь-ка мне, – раздался, наконец, голос сверху. – Ответь мне, советник мой. Как ты поступил бы с чиновником, который упустил двух государственных изменников, отдал им опасное изобретение, а после в стороне наблюдал, как они подвергают опасности столицу и дворец? Как ты с ним поступил бы, а, советник?

Хваленая невозмутимость Цай Цзина дала трещину. Бесчисленные взгляды собравшихся на сегодняшнем заседании словно пробирались под кожу и видели насквозь его стыд.

Нет, это невыносимо.

Это то, ради чего ты боролся, – напомнил ему шепот. – Убеди государя и защити империю. Это всего лишь очередное испытание, не более.

Император не будет долго ждать его ответа…

Цай Цзин с опущенной головой уставился в полированный камень, его борода сливалась с его белоснежной поверхностью.

– Я убил бы его, мой государь, – ответил он.