Речные разбойники

Мгновение спустя Цай Цзин услышал, как государь зашевелился. Со всех сторон тут же, разумеется, раздалось приглушенное шарканье, но издать какие-либо иные звуки никто не осмеливался. Цай Цзин выждал, пока напряженность в зале ослабнет, а после продолжил:

– Милосердие государя не знает себе равных, я не достоин его снисхождения. Если ваше величество пощадит меня сегодня, я смиренно буду стремиться постичь всю мудрость вашего великодушия. Если буду наказан за ошибки, то молю лишь об одном – чтобы меня запомнили как верного слугу империи.

Он замолчал, выжидая. Ему казалось, что его слова правильные: государь всегда желал любви своих подданных, всегда хотел быть великодушным и милостивым. Хотел выглядеть таковым.

Цай Цзин служил ему столько лет…

И он не мог принять мысль, что все это может плохо для него закончиться.

И наконец… Наконец! Государь заговорил:

– Встань.

Напряженность испарилась, и Цай Цзин понял, что его решение было верным.

Он поднялся. Полы его халата плавно опустились, сцепленные руки выражали умиротворение, он был спокоен.

Император восседал на троне, его роскошные красно-золотые одежды струились по телу, на голове возвышался величественный головной убор. Глубокие морщины испещряли его царственный лик.

Сын Неба несет непосильную ношу, – напомнил себе Цай Цзин.

Цай Цзин редко сомневался в собственной правоте, но на его плечах не лежало все их праведное государство. Он ждал.

– Так ты хочешь, чтобы я послал армию за этими разбойниками с Ляншаньбо, – сказал император.

– Все верно, мой государь.

– И меня уведомили, что тебе для этого нужно десять тысяч человек.

– Поговаривают, их оплот укреплен крайне хорошо, государь, и мы не знаем наверняка, какие дурные силы находятся в их распоряжении. Согласно моим отчетам, они держат в страхе всю сельскую округу, а кроме того, уничтожили целый полк в деревне Дунцицунь в провинции Цзи. Уверен, что напавшие сегодня на Бяньлянь мятежники как раз из их шайки, а это нападение являлось кульминацией их заговора. Они глубоко пустили корни, и их необходимо уничтожить.

Император опустил подбородок на сложенные домиком руки.

– Будут тебе войска. Возьмешь с собой генерала Гуаня.

Цай Цзин старался не показывать этого, но его сердце заплясало от радости.

Слава генерала Гуань Шэна прогремела по всей стране. Он был подобен богу войны, с красивым румяным лицом и необычайной бородой, его излюбленным оружием служила изогнутая сабля с длинной, словно древко копья, рукоятью.

– Также я принес счастливые вести, касающиеся сегодняшнего нападения, – осмелев, выдал Цай Цзин. – Изменники потерпели неудачу и тем самым раскрыли тайны исследований, которые я проводил для вашего величества. Полагаю, то, что мы выяснили, может дать империи новое сокрушительное преимущество над врагами. Вдобавок своим бесконтрольным использованием наших ресурсов этот ученый Лин продемонстрировал могущественное оружие. Это также может стать величайшим благом для империи и будет вечно служить защите интересов державы.

Император изучал кончики своих сложенных пальцев, а после ответил:

– Нет.

Ответ поразил Цай Цзина в самое сердце, причинив тому почти физическую боль.

– Государь, если позволите мне объяснить все более подробно… – начал он.

– Нет, – император поднял взор, а после опустил, задержав его на советнике. – Ты получил высочайший ответ. Немедленно прекрати все эти исследования. Людям не ' должно вмешиваться в такие дела.

«Но как же Цзинь?!» – хотелось закричать Цай Цзину.

Северные захватчики уже готовы к вторжению. Все предсказания на крови и костях… Неужто государь забыл, ради чего они все это затеяли?

Такой потрясающий прогресс с божьими клыками стал бы великим шансом для империи. Они смогли бы защитить всю страну и укрепить ее границы, даже вернуть территории, принадлежащие им по праву. Использование их против этих бандитов с Ляншаньбо как еще одно хитроумное преимущество сулило лишь вторичную выгоду – истинные возможности были куда больше, куда шире и перспективнее…

Цай Цзин крепко сжал руки, спрятанные в рукава. Государь никогда не стремился к абсолютной власти. Он хотел мира.

И отказывался понимать, что одно невозможно без другого.

– Больше эту тему поднимать не будем, – объявил он Цай Цзину. – Мой указ ты получил.

Отвергнутый, тот поклонился и вышел, его отточенные движения едва ли были исполнены надлежащего почтения. Он вернулся в свои покои и застыл, живот скрутило так, будто в него нож воткнули.

Ему следовало беспокоиться не о собственной судьбе. Над империей нависла настоящая угроза, и Цай Цзин готов был тысячу раз умереть, чтобы защитить ее. Он никогда об этом не забывал.

У него оставался последний шанс. Государь запретил использовать божьи клыки, но ведь о его указе известно не всем пока что. Совсем скоро армия отойдет на приличное расстояние от Бяньляня, и пока новости из столицы ее не достигнут, абсолютная власть над ней будет сосредоточена в руках Цай Цзина.