Речные разбойники

Эту долгоиграющую схему по разбору жалоб местного населения на окружных судей разработали У Юн и Сун Цзян. По очереди они отправлялись в путь в поисках недовольных, обремененных чрезмерными налогами крестьян, отважных жен, чьи мужья оказались за решеткой под мнимым предлогом… или же родителей, тревожащихся за дочерей, детей, боявшихся за самих себя. Эти первые уезды отбирались тщательным образом. Они находились слишком далеко от угодий каких-нибудь знатных землевладельцев, потому военное сословие не имело здесь полного господства; ими не интересовались местные военные наместники, а слабые провинциальные власти едва ли признавали. В здешних местах законом служило слово окружного судьи, и другим до этого не было дела.

А разбойники с горы Ляншаньбо пришли и согласились выслушать их. А после предложили им средства и помощь, обучили горстку местных жителей, которых после подготовки отправили назад в их городки и деревеньки.

Отправили назад, но не забывали регулярно наблюдать за ними, а те присматривали за своими односельчанами, поддерживали и направляли их. Уважаемые члены этих сельских общин теперь и сами стали спасителями, взяв в руки бразды правления, и остальные приняли это без малейших возражений.

Слава о Ляншаньбо засияла ярче ослепительного солнца. Они стали народными героями, которые, подобно благодетельным небожителям, снизошли, чтобы свергнуть угнетателей и вернуть местным жителям власть над собственной землей…

И такое поклонение было совершенно заслуженным. Подобными вылазками У Юн и Сун Цзян не столько возвращали земли людям, сколько приумножали число союзников, назначая на руководящие должности своих ставленников. И новыми начальниками на местах становились люди, обязанные горе всем. Те, кто жизнями поклялись бы в верности Сун Цзян, если бы их о том попросили.

Разбойники поддерживали легенду о свободе, которую они несли угнетенным, но на деле создавали свои заставы по всей провинции.

Линь Чун не высказывала протестов. Все же это было не самым худшим, что когда-либо доводилось проделывать разбойникам Ляншаньбо, да и то добро, что они давали жителям деревень, не было ложью. Их жизнь протекала бы куда лучше под руководством их земляка, обученного У Юном, чем под гнетом местных трусливых чинуш, грызущихся за власть. А кроме того, когда империя в самом деле придет по их души…

Им потребуются все силы, какие они смогут собрать.

Уже совсем скоро им не придется так тщательно выбирать цели. Когда союзники Ляншаньбо только начали окружать дворянские угодья со всех сторон, их хозяева не решались бросить им вызов, пусть и видели, как разбойники посягают на то, что им не принадлежит. Приближающаяся снежная зима может несколько замедлить их продвижение, но Линь Чун была практически уверена, что следующими по плану У Юна могут оказаться сами дворяне.

Если только они не решат сдаться и стать союзниками.

И разбойники Ляншаньбо согласятся, если те попросят о подобном. В конце концов, на горе прощались былые прегрешения.

Со временем это может посеять страх даже среди военных наместников и местных властей. И тогда…

Будущее сулило заманчивые возможности.

Бросить вызов знати и наместникам. Еще год назад даже мысль об этом показалась бы Линь Чун чем-то нелепым и невообразимым, но теперь все эти титулы перестали вызывать у нее инстинктивное благоговение. Без своих титулов эти люди были лишь простыми смертными, такими же, как все остальные.

На губах ее заиграла улыбка, когда она наблюдала за плачущими, обнимающимися жителями уезда, который они выбрали в этот раз. И это тепло заставляло ее чувствовать себя целой, чего она вовсе не ожидала после того случая, произошедшего много месяцев назад в Зале Белого Тигра. Она тихонько выскользнула из помещения, пока никто из жителей деревни не успел ее заметить и подойти со словами благодарности.

Как бы там ни было, разбойники Ляншаньбо совершили здесь благое дело.

Когда они впервые провернули подобное, Линь Чун думала, что испытает величайшее удовлетворение от правосудия, которое они свершат над продажным аморальным судьей, в голове глухо звучали отголоски ее собственного вынужденного признания в суде. Но внезапно она поняла, что ей совершенно нет дела до них. То было могучее, дарующее свободу безразличие от осознания того, что все эти жалкие душонки более не властны над ее мыслями, и даже их смерть ее не слишком волновала.

Это была странная победа, но все же победа.