Главное из таких качеств — интегрированность в складывающуюся социальную систему нового типа. «Коллектив является частью советского общества, органически связанной со всеми другими коллективами. На нем лежит первая ответственность перед обществом, он несет на себе первый долг перед всей страной, только через коллектив каждый его член входит в общество»[5-164]
. Тезис о гражданской ответственности каждого из множества взаимосвязанных образующих общество конкретных объединений провозглашался рассуждавшими о демократии древнегреческими мудрецами, но в советской политологии столь отчетливо прозвучал впервые. До придания коллективу конституционного статуса ячейки общества — не одно десятилетие. Мало долга перед собственной страной. «Советский коллектив стоит на принципиальной позиции мирового единства трудового человечества. Это не просто бытовое объединение людей, это — часть боевого фронта человечества в эпоху мировой революции»[5-165]. Вселенская миссия освобождения человечества от гнета эксплуатации и установления царства социальной справедливости традиционно резервировалась марксизмом за мировым пролетариатом. Обязанностью первичного коллектива Макаренко счел ее первым, подчеркнув, что «свойства коллектива не будут звучать, если в его жизни не будет жить пафос исторической борьбы, переживаемой нами. В этой идее должны объединяться и воспитываться все прочие качества коллектива»[5-166]. Осознавая дерзость и некоторую неуместность сравнения, далеким аналогом подобной трактовки призвания конкретной малой группы являются разве что речи Иисуса к апостолам. Служит ли подобная аналогия свидетельством «православных корней»[5-167] деятельности педагога-фронтовика, как он сам себя однажды назвал, — предмет дискуссий, участие в которых вне наших интересов.Формой и способом интеграции первичного коллектива в социум является, по Макаренко, общественно-полезная деятельность. «Коллектив возможен только при условии, если он объединяет людей на задачах деятельности, явно полезной для общества»[5-168]
. Общее дело — это прежде всего совместный труд. Но не просто работа «по нужде» и необходимости самообеспечения: «Труд, не имеющий в виду создания ценностей, не является положительным элементом воспитания»[5-169]. «В нашем обществе труд является не только экономической категорией, но и категорией нравственной»[5-170]. Нравственность здесь — доминирование общественных, коллективных интересов как стимула совместного дела, точнее — «гармонирование личных и коллективных перспективных линий»[5-171]. «В Советском Союзе не может быть личности вне коллектива и поэтому не может быть обособленной личной судьбы и личного пути и счастья, противопоставленных судьбе и счастью коллектива»[5-172]. Диктуя свою волю, коллектив вместе с тем обеспечивает психологическую безопасность личности: «Идея защищенности должна особенно присутствовать в коллективе и украшать его стиль. <...> Каждая личность чувствует себя защищенной от насилия и самодурства, от издевательства»[5-173]. «Ни один воспитанник, как бы он ни был мал и слабосилен, нов в коллективе, не должен чувствовать своего обособления или беззащитности. В коллективе должно быть крепким законом, что никто не только не имеет права, но не имеет и возможности безнаказанно издеваться, куражиться или насильничать над самым слабым членом коллектива»[5-174].Сентенции А. С. Макаренко о природе первичной группы в социалистическом обществе вполне укладываются в «мантру» советских коллективоведов, продиктованную классиками: «... Только в коллективе индивид получает средства, дающие ему возможность всестороннего развития своих задатков, и, следовательно, только в коллективе возможна личная свобода. В существовавших до сих пор суррогатах коллективности — в государстве и т. д. — личная свобода существовала только для индивидов, развившихся в рамках господствующего класса, и лишь постольку, поскольку они были индивидами этого класса. Мнимая коллективность, в которую объединялись до сих пор индивиды, всегда противопоставляла себя им как нечто самостоятельное, а так как она была объединением одного класса против другого, то для подчиненного класса она представляла собой не только совершенно иллюзорную коллективность, но и новые оковы. В условиях действительной коллективности индивиды обретают свободу в своей ассоциации и посредством ее»[5-175]
.