Родословная советского коллектива

Часть из них обусловлена свойствами контингента и обстоятельств его жизнедеятельности. Сжигание обносков как символ прощания с прошлым, переодевание в парадную униформу как знак принадлежности к вновь обретенной группировке на промышленных предприятиях были бы неуместны. Хотя элементы фирменного стиля одежды практиковались. Техническое мастерство Макаренко как организатора групповой динамики в воспитательных учреждениях интернатного типа всесторонне проанализировано в упомянутых педагогических трудах и психологических комментариев сейчас не требует. Но констатация того, что «коллектив есть контактная совокупность, основанная на социалистическом принципе объединения»[5-184], утверждающем суверенитет не отдельного лица, а социального целого, явно относится не только к отряду колонистов. «В самой логике своей работы я никогда не исходил из элемента правонарушения или беспризорности»[5-185], — неоднократно говорил педагог. И призывал отказаться от спекулятивных уморассуждений и «фотографировать действительную схему социальных явлений»[5-186], анализировать «реальные формы человеческого общения и деятельности»[5-187].

Полагаем, самому Макаренко это удалось. Он оставил в наследство советским коллективоведам адекватный эпохе «проект» «социального единства, построенного по социалистическому принципу»[5-188]. Разработал методику компоновки этого единства и создал жизнеспособный образец. Обосновал необходимость и технологию идеологического, организационного и психолого-педагогического «гарантийного обслуживания» первичного социалистического коллектива. Сформулировал конечную цель такого «обслуживания»: «Я убежден, что цель нашего воспитания заключается не только в том, чтобы воспитать человека-творца, человека-гражданина, способного с наибольшим эффектом участвовать в строительстве государства. Мы должны воспитать человека, который обязан быть счастливым»[5-189] (курсив наш. — А.Д., Д.Д.).

Справились ли питомцы Макаренко с этой «обязанностью»? Радостной ли была их жизнь сообща? Этот вопрос глубоко волновал педагога. «Нужно расшифровать и измерить повышение и понижение общего тона, настроения колонии. Это можно сделать, руководствуясь буквально наблюдением звуковых явлений в колонии с точки зрения их высоты, мажорности или минорности»[5-190], — намеревался Макаренко еще в 1925 г., когда возглавляемая им колония им. М. Горького была опытно-показательным учреждением Наркомпроса УССР. И даже планировал способ регистрации эмоционального состояния коллектива. «Положительной единицей я предлагаю обозначать всякий тон выражения явного удовлетворения, дружелюбия, симпатии, хорошего расположения духа. Баллом 2 я предлагаю обозначить всякий тон явного веселья, смеха, веселой музыки и веселого шума, относительно которых можно сказать, что в данную минуту переживается именно это веселое настроение. <...> Отрицательной единицей я предлагаю обозначить явно пониженный тон скуки, нытья, тоски, грусти, вины, а «—2» — тон страдания, слез, плача, повышенного спора, ссоры, драки, ругани»[5-191].

Замысел не был реализован. Жаль: не случилось не утратившего методическую оригинальность исследования психологической атмосферы колонии как единого «организма». По воспоминаниям воспитанников и впечатлениям «визитеров», дух в учреждениях Макаренко был оптимистический. Ощущение психологического благополучия подкреплялось, вероятно, сравнением настоящего с безрадостным прошлым, трудностями самостоятельной жизни за пределами колонии / коммуны, затейливостью организационных форм жизни сообща, стимулирующей позитивное отношение к товарищам. Не забудем и о круглосуточной заботе педагогического состава, вызывавшей ответную благодарность.

* * *

Таких тепличных условий во «взрослых» объединениях не было. Массовое, повсеместное и по сути одновременное возникновение советской системы трудовых коллективов в конце 20-х — начале 1930-х гг. — следствие поражавшей воображение современников и потомков масштабной индустриализации доселе патриархальной страны. Строителями, а затем и работниками промышленных гигантов стали главным образом простые люди крестьянского происхождения, поучаствовавшие в Мировой и Гражданской войнах, драматической коллективизации деревни и нашедшие пристанище в чужих краях. Многие, если не большинство, не обладали требуемой профессиональной квалификацией и поведенческими навыками сосуществования в плохо обустроенной среде. Можно было бы вслед за молодым амбициозным Сорокиным порассуждать о космических и биологических факторах образования данного типа «коллективных единств»[5-192], но, учитывая решающую роль административно-управленческих органов в определении места, времени и участников возведения новых городов и предприятий, такой разговор кажется излишним.