Россия – Грузия после империи

Бачана Ахалая, тридцати с небольшим лет политик из правящего Единого национального движения, отвечал тогда в Министерстве юстиции за тюрьмы. Как бы ни был он молод, он уже имел, прежде всего – за период своей предыдущей службы в Министерстве обороны, репутацию жесткого, деятельного, дотошного последователя президента и американской дипломатии. После бегства в Турцию и (спустя недолгое время) возвращения по трудно объяснимым причинам на родину он находится под следствием в связи с тем, что якобы собственноручно мучил своих подчиненных. Была ли эта девочка дочерью или сестрой одного из них? Сидел ли ее отец или брат тогда в тюрьме? Подвергался ли он пыткам? Так или иначе, неведомая мне история девочки – тем более объемно, чем больше проходит времени с того вечера у филармонии – сделалась символом сентябрьского восстания в Грузии и покрывающим воспоминанием о тех бесчисленных историях, что вырвались в те осенние дни на волю из густого потока страха и стыда, давно уже заполонившего страну. Девочка эта – фигура вроде юноши в фуфайке с цветными горошинами, бегущего, словно лунатик, по улице, из романа Флобера (который вскоре после того уже мертв, как становится ясно читателю). Или вроде мужчины на баррикаде «лет сорока с добродушным лицом, окаймленным русой бородой. Он заряжал ружье и стрелял, продолжая разговаривать с Фредериком, невозмутимый среди мятежа, как садовник среди насаждений».

То, что последовало за этим, известно также из сообщений западных газет и торопливых рассказов. Президент официально заявил, что возмущен, обещал расследование якобы только теперь ставших известных ему злоупотреблений и наказание виновных. Речь шла о досадных исключениях из правила. Всеобщий сардонический смех. Затем последовали панические перестановки в правительстве и большая демонстрация приверженцев Иванишвили в субботу накануне выборов. Мне тогда бросилось в глаза и показалось значимым в социологическом отношении, как буржуазно-шикарно были наряжены демонстранты и как, словно на семейном пикнике, они себя держали. Толпа очевидно благополучных (и тем не менее стриженных по-мальчишески дерзко) дам под сорок – респектабельные домохозяйки в модных солнечных очках, в голубых футболках, с дорогими сумочками явились со своими малолетними сыновьями и с флагами коалиции Иванишвили. Супруги их по большей части остались дома. Или их привлекли следить за порядком где-то в другом месте? Однако тех, кто должен был бы этим заниматься, как и полицейских, нигде видно не было. Лишь перед сборным пунктом и местом выхода шествия из парка Ваке в толпе преобладали уже самодовольные мужчины с рациями, мегафонами, мобильными телефонами и в солнечных очках-капельках. В самой же колонне, как мне показалось, следовали только матери со своими сыновьями. Так или иначе, в тот субботний день на улицы вышел прогрессивный средний класс Тбилиси, поднявшееся при Саакашвили и теперь от него отвернувшееся революционно настроенное бюргерство. В прошлый раз они проголосовали еще в пользу действующего президента. Итоги выборов в этом году были результатом мятежа их детей.

Что до Саакашвили – чувствовалось – карта его была бита. Выступление Иванишвили на переполненной площади Свободы было исключительно кратким. Я пропустил его только потому, что отправился на соседнюю улочку в Старый город выпить кружку пива, будучи в твердом убеждении, что до речей дело дойдет не раньше чем через полчаса. В ресторанчике, расположенном в садике, в нескольких сотнях метров в стороне от извилистой улицы, шла трансляция митинга весьма немногочисленных сторонников Саакашвили где-то в месте отдыха президента на Черном море (о синхронной многотысячной демонстрации столичной оппозиции тот же правительственный канал упомянул за несколько секунд). Каким бы великолепным и приветливым ни казался большой полный мужчина, выступающий на фоне моря, каким бы маленьким, худощавым и несерьезным ни выглядел его противник, краткое и малозначимое его выступление на площади Свободы, как рассказывали после, имело результат; последняя же официальная речь Саакашвили была выступлением одинокого человека. Президент не решился вернуться в Тбилиси. И лояльный ему телеканал тоже. Я допил свое пиво под виноградной лозой. Мимо меня тянулись, возвращаясь уже с площади, участники демонстрации. Флаги были свернуты. Светило осеннее солнце. За соседним столиком сидела очаровательная молодая женщина, в честь праздника одетая по революционной моде сентября 2012-го: черно-золотая футболка коалиции Иванишвили и короткие черные легинсы дополняли черный лак и черные полукеды фирмы «Конверс».