Второе неслыханное событие, о котором я намерен рассказать, проявилось в мае 2013-го через посредство рисунков-граффити в городском общественном месте. Когда они впервые бросились мне в глаза, я превратно истолковал их как акцию местного арт-актива – скажем, политперформанс некоей подпольной феминистской группы. Фирма «Манго» в те недели оклеила добрую половину автобусных остановок в Тбилиси рекламными плакатами с фотографией одной и той же симпатичной молодой женщины (то была, как я в конце концов выяснил, австралийская фотомодель Миранда Керр), представлявшей весеннюю коллекцию 2013 года. Этот рекламный образ не единожды радовал и занимал меня на прогулках и в поездках по городу. Практически на всех плакатах Керр – что вполне соответствует эротическо-элегантной линии этой марки, предназначенной для «молодой горожанки», – выглядит исключительно сексуально. На одной из фотографий, сидя на высокой табуретке со слегка раздвинутыми ногами – в позе не обязательно провокационной, но все же легкомысленной, – она глядит на вас оценивающе-выжидающе. Именно этот плакат повсюду в городе забрызгали золотой краской из баллончика так, что угол, образованный ногами Миранды Керр, превратился в треугольную плоскость. Нижняя часть ее живота, иными словами, неожиданно оказалась прикрыта золотым треугольником. Благодаря этому получился знаменательный, напоминающий коллажи супрематистов арт-объект, и, хотя намерение прикрыть срамоту, демонстративно восстановить целомудрие было вполне очевидно, результатом был некий странный эстетический эффект – размышление о повсеместной эротизации наших улиц.
А я должен был бы понимать, что это значит. Сидеть расставив ноги или положив ногу на ногу в грузинской православной церкви запрещено даже мужчинам, и позы эти, по нашему пониманию вполне приемлемые, авторитетами церкви признаны неблагочестивыми и для находящихся в святом месте неподобающими. Однажды, жарким летним днем, закинув ногу на ногу, я отдыхал на скамье в кахетинском соборе в Ананури и, разглядывая впечатляющий объем купола над собой в настроении вполне смиренном и даже благоговейном под впечатлением от того, что видел, все не мог понять, чего хочет от меня бородатый, длинноволосый и из-за моей недогадливости не слишком приветливый мужчина в черной рясе, который попытался обратиться ко мне по-грузински по поводу моей позы. В результате ему пришлось самому рукой выпрямить мои ноги, чтобы я наконец понял, чего, по его мнению, требовало величие дома Господня.
Возвращаясь к событиям, которые теперь мне предстоит описать, должно быть вполне очевидно, что превращение нижней части живота Миранды на тбилисских автобусных остановках в золотой треугольник было вовсе не инсталляцией феминисток, а эстетическим прологом к агрессивной акции грузинских церковных кругов против другого, еще более богопротивного мероприятия, на что однозначно указывали расставленные ноги австралийской модели. На позднее утро 17 мая 2013 года была назначена демонстрация за права гомосексуалов, лесбиянок и приверженцев прочих нетрадиционных форм сексуальной ориентации (ЛГБТ). День этот, как я теперь знаю, представителями соответствующих групп по интересам объявлен Международным днем борьбы с гомофобией, когда по всему миру одновременно проходят гей-парады, митинги в память о Стоунволлских бунтах и манифестации на Кристофер-стрит. Запланированная акция в Тбилиси, впрочем, отнюдь не имела бы ничего общего с обычной для подобных шествий провокационной живописностью. Пара плакатиков и одно-два выступления на ступеньках сталинского здания парламента – вот все, что было запланировано горячими по молодости организаторами, самым наивным образом недооценившими степень ярости и организованности своих врагов.
Уже накануне вечером в город из провинции прибыли автобусы с гомофобами. Еще ночью они заблокировали улицы и собрались под транспарантами, один из которых приравнивал содомию к холокосту. Я нуждался в разъяснениях. Следуя этому ходу мысли, если бы естественная, врожденная гомосексуальность получила широкое распространение и поразила само тело народа, то якобы имела бы следствием снижение рождаемости и в конечном счете – вырождение грузин. Все это, даже если бы вообще было возможно, не имело бы никакого отношения к понятию холокоста; однако тот, кто пожелал бы спорить с такого рода политическими силами, отрешенно подумал я, был бы безрассуден сам. За окном моего офиса стоял солнечный летний день. Около полудня я собрался съесть салат во внутреннем дворе ресторанчика, из которого через сталинскую неоренессансную аркаду виден проспект Руставели. Быть может, сказал я себе в иронически-безмятежном расположении духа, оттуда я, подобно зеваке на уличном бою, смогу видеть и демонстрацию, и контрмитинг. Я не знал тогда, что не пройдет и часа, как я окажусь свидетелем самых отвратительных сцен среди всех, когда-либо мной виденных.