Россия – Грузия после империи

Картины увиденного, все более явственные и отвратительные, преследовали меня до конца рабочей недели. Мир дал трещину. Бездна разверзлась под моими ногами в той стране, которую я в течение двух лет наблюдал и описывал как место в основном успешной (а сверх того, для меня лично умиротворяюще-доброжелательной, почти нежной) модернизации на позабытом всеми краю света, который во всеобщем стремлении к демократизации вспомнил о своей функции оси мира и возродил ее в современных условиях. Ощущение того, что непреодолимая прелесть этой страны происходит, быть может, именно из-за близости здесь еще не окончательно побежденного до-модерна, казалось мне теперь под впечатлением от растерянности, растущей во мне в ту неделю день ото дня, – пошлой иллюзией, наивной, легкомысленной, приличной разве что туристу. Возможно, мне следует вовсе отказаться от идеи написать книгу или, по крайней мере, полностью переписать прежние главы. В одну из тех давно прошедших ночей в Старом городе мародерствующей бандой гомофобов на пути домой из клуба был избит молодой человек с длинными волосами. Молодую женщину молодчики одной из этих шаек (которые теперь по ночам наводили трепет на весь город) прижали к стенке и тоже побили: у той была слишком маленькая грудь – вероятно, оттого что она лесбиянка. Фейсбук переполняли комментарии, видеоклипы, фотографии, дискуссии, сокрушения и призывы защищаться. 13 тысяч подписей, которые в правовых органах потребовали для возбуждения уголовного дела, было собрано за считаные дни. Правда, с того дня организатор этой инициативы не мог более свободно перемещаться в растревоженном городе и по ночам вынужден был подъезжать на такси к самой двери своего дома. Патриарх православной церкви осудил бесчинства, однако стоял на том, что право на свободу демонстраций в демократической республике не может распространяться на проповедников разврата. Правительство, напротив, заявило о своем намерении и впредь защищать свободу собраний всех мирных демонстрантов и обещало правовое преследование всех преступивших закон и задержанных, в том числе и представителей православного духовенства. На вечер ближайшей пятницы в парке «Деда Эна» (что означает «родной язык») была назначена демонстрация светского общества под лозунгом «No to Theocracy». В ответ на что ответственные за гнусности 17 мая лица немедленно добились у чиновников разрешения на свою акцию в том же месте и в то же время. Ждать оставалось чего-то совсем ужасного. Быть может, на сей раз дело дойдет и до смертоубийства.

Так или иначе, пойти на демонстрацию было для меня делом чести. Утром в пятницу мой грузинский коллега, отец троих сыновей, сказал, что уже приготовил беговые кроссовки – отчасти в шутку, отчасти в некотором отчаянии, с твердым, однако, намерением на этот раз в любом случае не давать никому спуску. Люди желают «вернуть свою церковь» и защитить светскую республику – вот что было единодушным настроем коллег, знакомых и друзей. Известие о возбуждении расследования в отношении двух духовных лиц, причастных к расколу общества, принесло облегчение и вселило надежду. Ближе к вечеру парк «Деда Эна» многотысячным отрядом полиции, сотрудников спецслужб и бойцов отрядов специального назначения был поделен на секторы, самый главный из которых находился в центральной части, по сторонам памятника, давшего название всему парку. Монумент изображает гения, парящего под колоколом меж бронзовых скрижалей, которые символизируют грузинский язык – сокровенное национального чувства. Как раз на этом месте теперь и предстояло защитить демократическую свободу собраний. Необозримые массы демонстрантов и полицейских уже теснились в зоне входа вокруг грибовидного административного здания. Отдельные конфронтации участников благодаря активному вмешательству со стороны полиции прекращались прежде, чем успевали разгореться. Духовенство снимало демонстрантов. Однако попасть на саму манифестацию было нелегко, поскольку возле входа в течение нескольких уже часов в плотном, в несколько рядов, полицейском окружении бесновалась раззадоренная клерикалами толпа гомофобов, гораздо менее представительная, чем в прошлый четверг, но очевидно столь же агрессивная («Сакартвело, Сакартвело, Сакартвело!»).