Россия – Грузия после империи

Пока я под солнечным зонтиком лакомился своим салатом, всего в паре сотен метров от меня, наверху лестницы перед зданием парламента на проспекте Руставели, под защитой солидного отряда полиции собралось несколько десятков перепуганных молодых людей, которые не могли теперь уже отказаться от запланированной акции без риска потерять самоуважение. Действия их сопровождали свист, угрожающие жесты и рев многочисленной, тысяч до пяти, толпы их противников. Когда пришло время начинать выступления, скандировать речовки и демонстрировать разрисованные от руки в цветах радуги плакатики, к старшему из полицейского отряда подошел человек в церковном облачении, вожак альтернативного митинга, с требованием прекратить «пропаганду распутства». Так как офицер заявил, что у него нет на то полномочий (в его обязанности, напротив, входило охранять согласованную и легальную демонстрацию за права гомосексуалов и лесбиянок), служитель церкви, по-видимому, сказал: ладно, тогда придется сделать это нам самим. Во много раз превосходившая полицейских числом и, как оказалось, готовая на все толпа принялась ломать решетку ограждения и прорывать цепь полицейских. Хватило времени перевести демонстрантов в стоящие наготове автобусы, чтобы, осторожно пробравшись через толпу противников, доставить их в безопасное место.

В этот момент началось насилие. Изначально заявленная цель митинга – прекратить собрание представителей ЛГБТ-сообщества, – собственно, была достигнута, но участников его, в одно мгновение превратившихся в кровожадную свору, она больше не устраивала. Толпе хотелось крови. На кадрах телерепортажа, который появился в эфире почти одновременно с постами на фейсбуке и ютубе, можно разглядеть среди прочих одного батюшку, который лупит табуреткой или маленьким столиком, бог весть каким образом оказавшимся у него под рукой, по окнам автобуса, стараясь достать сидящих внутри. По рассказам свидетелей, руки нападавших, словно в фильмах про зомби, уже шарили по салону автобуса. Только по большой удаче и ценой большого мужества со стороны полицейских кричащих и рыдающих от ужаса пассажиров удалось вывезти из зоны опасности. Примерно к этому моменту я обнаружил, что события перемещаются ближе ко мне, к моей залитой солнцем полуденной идиллии. Именно в образе отряда из нескольких сотен молодых людей, пробежавших мимо меня с громкими воплями. Я припомнил было старую технику демонстрантов из 68-го – в определенный момент манифестанты, скандируя речовки, разбегаются во все стороны. Лишь позже я понял, что эти парни охотились за людьми – рассеявшимися по округе участниками сорванной демонстрации гомосексуалов.

Я расплатился и неспешно побрел к зданию парламента через проспект, все еще закрытый для транспорта, но уже опустевший. Там, где всего за несколько минут перед тем митинговали за права гомосексуалов и лесбиянок, расположились их благочестивые противники. Пожилые дамы с выражением застарелой злобы на лицах тянули вверх пучки крапивы (которыми предполагалось символически высечь губящих нацию содомитов). Колыхались образа и хоругви. Мне запомнился приземистый коренастый мужчина в расшитом головном уборе, напоминавший командира отряда чеченских боевиков (впоследствии мне предстояло еще наблюдать его в других горячих точках происходившего). Под всеобщие овации он как раз завернулся в грузинский национальный флаг и с ведущей к парламенту лестницы обратился к присутствующим с речью, устремив свой недобрый взор куда-то вдаль и в пустоту. Он говорил короткими, отрывистыми фразами, и каждая из них тонула в буре аплодисментов. Мало-помалу он разошелся, постепенно исполняясь ярости, и перешел уже на откровенный крик. Представители духовенства, живописные в своих черных рясах, со своими цепями, внушительными животами, бородами и гривами, тесным строем стояли молча со столь серьезными выражениями лиц, будто вершили бог знает какие подвиги.