Россия – Грузия после империи

Целью другого влиятельного писателя – Отара Чхеидзе, который был несколько старше своего тезки, было создание некоей «Саги» – художественного аналога грузинской истории. Современная, исключительно драматическая часть этой летописи представлена романами «არტისტული გადატრიალება» [Артистический переворот] (1993), «თეთრი დათვი» [Белый медведь] (1996), «ბერმუდის სამკუთხედი» [Бермудский треугольник] (2000) и «2001 წელი» [2001 год] (2002). Здесь, в отличие от академических исследований, точно воссозданные психологические портреты протагонистов описываемых событий и богатая эмоциональная палитра (солидарность, сострадание, юмор, гротеск или же неприязнь) позволяли живо воссоздать эйфорию и растерянность лидеров национального движения от внезапно обретенной свободы, инспирированный извне путч, «смутные времена» гражданской войны и криминального беспредела…

Что касается академических исследований, то вскользь упоминаемые в них «смутные времена» уравновешиваются утешительной фразой о том, что с «1995 года заканчивается произвол незаконных военных формирований, что способствовало стабилизации и возврату к мирной жизни в стране» (Вачнадзе, Гургенидзе, 2014, 315).

«Артистический переворот» вызвал неоднозначную реакцию в грузинском обществе, все еще не свободном от «посттравматического шока» и болезненно реагирующем на нелицеприятные портреты своих знаменитостей. При первой же публикации романа, по инерции советских времен, автора вызвали «для объяснений» в Союз писателей Грузии. Но, увы – ни устрашить, ни устыдить оскорбившего «благородное общество» упрямого коллегу им не удалось.

Интересно отметить, что самое четкое определение концептуальной основы этого романа можно найти в аналитическом исследовании Елены Чхаидзе «„Культурная травма“ в „Летописи Картли“ Отара Чхеидзе»:

О. Чхеидзе отразил рефлексию, которая царила в грузинском обществе по отношению к российскому участию в истории Грузии. В романе большое место занимают комментарии автора-повествователя, диалоги героев, в которых звучат разные оценки роли России: как резко осуждающие, обвиняющие в оккупации грузинских территорий, так и неагрессивные, в которых закралось сомнение в кардинальном осуждении. Общество было разделено на «русофилов» и «русофобов». В вопрос прояснения роли России в Грузии и изменения судьбы страны втянуты не только политики, но и все социальные прослойки республики. О. Чхеидзе обращается к образу «актера» на митингах для подчеркивания «ведомости» и недопонимания населением всего происходящего, одновременно с этим активного желания поучаствовать в исторических событиях (Чхаидзе, 2014, 38–39).

Даже только по заглавию можно определить, в котором из перечисленных романов особо акцентирована интересующая нас тематика. Конечно же, это – «Белый медведь». В авторской аннотации к роману Отар Чхеидзе писал:

«Белый медведь» непосредственно продолжил «Артистический переворот» и наряду с ним отражает события 90-х гг. нашего века в Грузии, отражает грузинскую трагедию на фоне международной ситуации; отражает ярость русского империализма и пособничество империи грузинских предателей. Вот и все!.. (Чхеидзе, 1999, 2).

В отличие от «Годори», где имперский дискурс символизирован, пронизывает весь нарратив и в той или иной мере проглядывается в характерах всех его героев, Отар Чхеидзе, с его манерой документального повествования, в подобном символизме вообще не нуждается, а имперский дискурс иллюстрирует вполне реальными политическими сюжетами и персонажами, в большинстве случаев даже не меняя их имен.