Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 1

В деревянном мыке мусолится Интернационал, неизбежный, как смерть, изо дня в день, и утром и вечером — в счет молитвы. Тягуч мык-кулага аа аа а оо… И:

— Шапки на-деть! По своим местам бе-е-гм!

В парусиновую подвесную койку укладывается корабль спать. Спать. В Ваньке сердце стукнуло. В Мишке сердце стукнуло. В раз стукнули мерзлые, отощалые сердце: кораблюха…

— Распиши, старик, как живете? Чем дышите?

— Живем весело — скучать недосуг.

И подмоченный коньяком старик по-малу раскачался. Вываливал вчерашнее, нонешнее. Осыпал слова, ровно черепками брякал. Гармонью морщился.

— Работа: одна отрада, одна потеха. А так ни на што ни глядел бы: назола, ни жись… Моряков старых всего ничего остается, как вихорем пораскидало. На отор рвут: все загребают в свои лапы эти камсамалисты — крупа…

Взгалдели:

— Ботай, чудило. Как же без нас-то?.. Мы в гвозде шляпка… Старый моряк сроду…

— То-то и оно: шляпки ноне не в почете.

Охнули, ххакнули, задермушились.

— Тузы, шестерки, винновы козыри. Мы девятый вал… Мы, сучий рот, завсегда…

Мах рукой просмоленной, обугленной в солнечке:

— Девятый? А то идет десятый вал… Полундра! Все накроет, все захлестнет — партейная сила — она зубаста.

— Эдакого нагородишь… Силы вагон — еще повоюем!..

— Крышка, соколы, о прежнем времячке думать забудь: нонче куда ни повернись — в ячейку угодишь, али в кружок… И мне, старому дураку, кольцо в губу да в тарарам студию — чуть отыгрался. Ты, говорят, товарищ боцман, будешь вроде купца. Тьфу… Мне ли в такие дела на старости лет?

— Ха-ха-ха… Зашел, Федочч. Дела делишки.

— Бывалошно-то времячко любому сопляку припаял бы я неочередной наряд в галюн с рассеиванием, а теперь атанде, шалишь. Как да што? Да на каком основании?.. Вахтеный вызовет какого нибудь салагу, тот и начнет бубнить: почему меня, а не другого? Это ни так да это ни эдак… Башку оторвать мало за такие разговорчики.

— Растурис-ка огоньку бутылку-другую, сосет… Денежки у нас е, денежек наработали. Во вкус вошли…

— К фельдшеру разя сунуться?..

— Крой. Денежки заплатим.

Горели сердца, чадили. Бутылкой не зальешь. Ковшем не зальешь. В море не утопишь. Куды тут. Широки сердца моряцкие, как баржи. Убежал старик.

— Хха!

— Ххы!

— Во, как наши-то вырывается…

— Эдак.

Федочч с бутылками. В стаканы разливал по-русски: всклень, через края расплескивал. Рассказывал про дни и недели, на которы ровно на крутую лестницу царапались.

— Осталась тут после белых лодка с дыркой да челнок без дна… И наш корабушка по уши в воде торчал: котлы порваны, арматура снята, ржавчины на вершок, травой все проросло. Стук. — Приказ: товарищи, восстановить. — Есть. — Какой разговор? — Есть, и отдирай. Взялись. Давай — давай. С чего взяться? Струменту нет. Матерьялу нет. Денег нет. Хлеба мамалыжного полфунта на день… В трюмах вода. В рулевом вода. В кочегарке вода. Клапаны порваны, отсеки разведены — ну, разруха во всех смыслах… Качать воду-то надо. А как ее будешь качать, ежли турбины застопали? Удалые долго не думают: давай в ручную мотать. Гнали-гнали, гнали-гнали: глаза на лоб лезут. — Стой, конвой! Приходим ватагой до начальника-комиссара. — Паек? Паек. — Нет пайка, товарищи. — Разруха голод, красный ремонт сознательный и так далее… Вот, говорит, вам махры по две осьмушки на рыло, а больше ничего сделать ни могу… Скоро пришлют из центры камсалистов на подмогу, а больше ничего сделать не могу. — Закурили мы той самой махры, утерлись да и пошли…

Мишка с Ванькой слушают тяжело. Тяжело рыгают, уперев глаза в пол.

Федотыч бегает по каюте, вяжет слова в узлы.

— Рази ж когда вызывалось из моряцких рук хоть одно дело?.. Никогда сроду. По щепочке склеили, по винтику снесли… Завод жа опять помог, шибко помог. Камса поддержала: ребятишки, а старались — целки до дела прокляты. Так вот из ничего и сгрохали мы кораблюшку.

— Ты што ж за лычком тянешься?

Хха! Лычка мне ни к чему, издыхать пора и совсем тут не в лычке звук.

Подмокли, рассолодели. В руготне полоскались.

— Утята?

— Крупа говоришь?

— Прямо сказать — пистоны. Никакого к тебе уваженья… Мы, гыт, прынцыпияльно и категорически — ни подойди… Заглянул счас на полубак — забит. Кричат ровно на пожаре. День в работе на ногах, ночью глядишь где бы отдохнуть, а они суконные сыны собранье за собраньем шпарют, ровно перебесились… Политика… И сколько она этого глупого народу перепортила — беды… Пей, соколы!

Ванька воткнул в Федотыча тяжелый гляд:

— Ах, Федочч, рыжа голова. Из старой команды остался кто?

— Есть. Есть… Ефимка подлец, сигнальщик Лаврушка, шкипер Лексей Фонасич, коком все Алешка Костылев, да теперь слышно на берег его списывают за хорошие дела.

— Живут-то как?

— Ефимка стервец в ячейку подался, а эти вола валяют: дела не делают и от дела не бегают…

Боцман по старой привычке поймал горсть мух, выжал в стакан, долил горючим и уркнул одним дыхом. На стрежне заиграли сердца блестко.

— Не подфартит, так всей коллегией гайда в Уманьщину гулять…

— Натуральная воля и простор широких горизонтов.

Старик в скул:

— Нет, годки, я свое отгулял: убежало мое времячко, на конях не заворотишь… Судьба верно мне сдохнуть тут…