Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 1

— Недурственно, знаете. Ей-богу, недурственно. Перелив тонов и гармония красок эдак удачно схвачена, знаете…

Капитан задним ходом на середину каюты. Картинно откидывает могучий корпус и прищуривается.

— Дорогой мой, а не кажется ли вам, что эти камни кричат?..

Бесстрашный боцман попятился. Черемисов прокашливается, давится словами:

— Камни?.. Да, как будто действительно того…

Ванька шаг вперед:

— Разрешите… Чаек у вас нет. А без чайки — море не в море. На озере и то утки, например…

Капитан грозно хмурится, светлеет, раскатисто хохочет и хлопает Ваньку по тощему брюху.

— Правильно! Люблю здоровую критику. Очень верное замечанье… Ты кто такой?..

Федотыч.

— Мы, Вихтор Митрич…

Утакали. Удахали. Съетажили дела по-хорошему. Из каюты вывалились в богатых чинах: Ванька баталер, Мишка кок. По палубе КОМИССАР. Дружки колесом на него:

— Даешь робу, товарищ комисар.

— Рваны-драны, товарищ комисар…

Ванька вывернул ногу в разбитом ботинке. Мишка под носом комиссара перетряхнул изодранную в клочья фуфайку.

— Полюбуйтесь, товарищ комисар… А который в тылу, сучий их рот…

Комиссар бочком-бочком да мимо.

— Доложите рапортом личсекретарю, он мне доложит…

— Какея такея рапорты? — Перевод бумаги…

— Дело чистое, товарищ комисар: дыра на робе всю робу угробит.

Братухи дорогу загородили — комиссару ни взад, ни вперед. Поморщился комиссар, шаря по карманам пенснэ. Ни крику, ни моря он не любил и был прислан во флот по разверстке. Тонконогий комиссар и шея гусиная, а грива густая: драки на две хватит.

— Извините, товарищи, аттестаты у вас имеются?

Вот атестаты — засучил Мишка штанину показывая зарубцеванные раны — белогвардейская работа.

Ванька из глубоких карманов — целую пачку разноцветных мандатов, удостоверений, справок. Изъясняться на штатском языке, по понятиям дружков, было верхом глупости, и, стараясь попасть в тон вежливого комиссара, Ванька заговорил языком какого-нибудь совслужа.

— Пожалуста, читайте товарищ комисар, будьте конкретны… Ради бога, в конце концов, сделайте такое любезное одолжение… Будьте добры, извините…

— Робу выцарапали.

* * *

Клёши с четверга в работу взяли: уж их и отпаривали и вытягивали и утюжили и подклеивали и прессовали — чего-чего с ними не делали… Но к воскресенью клёши были безусловно готовы. Разоделись дружки на ять. Причесочки припустили а-ля-шапя. Усики заманчивые подкрутили. Заложили по маленькой.

— Давай развлеченья искать.

— Давай.

По кудрявому по бульварчику. Взад-назад, туда-сюда. Семячки плюют. К девкам яро заедаются.

— Эй, Машка, пятки-то сзади…

Конфузятся девки:

— Тьфу, кобели.

— Черти сапаты.

— Псы, пра, псы.

Ванька волчком под пеструю бабу. Сзади вздернул юбку — плюнул. Баба безусловно в крик.

— Имеешь ли право?..

И так магюкнулась — Ваньку аж покачнуло. Мишка с Ванькой на скамейке от смеху ломятся.

— Ха ха ха ха…

— Го го го…

Весело на бульварчике. В ветре электрические лапы раскачиваются. На эстраде песенки поют. Музыка пылит. Девочки стадами. Пенится бульварчик кружевом да смехом. А дружкам, ах не весело. С чего бы такое? Мотались туда и туда. Папироски жгли. На знакомую луну поглядывали: вечер насунул.

— Агашенька…

— Ципочка…

Не слышит АГАШКА ГОЛА ГОЛЯШКА — мимо топает. Шляпка фасон Вера́. Юбочка клеш. Пояском лаковым перетянута. Бежит, каблучками стучит, тузом вертит… Ох ты, стерва… Догнали Агашку. Под ручки взяли. Близко-близко в личико пухлое заглянули. Зазнаваться стала?

— Иль денег много накопила — рыло в сторону воротишь?

— Ничего подобного — одна ваша фантазия…

Купили ей цветков. Красных и синих, всяких. Цена им сто тыщ. Ванька швыркнул в рожу торговцу десять лимонов и сдачи не требоват: пользуйся, собака, грызи орехи каленые… Агашка гладит букет, ровно котенка.

— И зачем эти глупости, Иван Степаныч? Лучче б пиченьев купили.

— Дура, нюхай — цвет лица лучше будет: цветы с дерева любви.

Агашка сияла красотой, но печальная была. Пудреный носик в цветки и плечиком дернула.

— И чего музыка играть перестала?..

Гуляли-гуляли — надоело. Как волки овцу, тащут Агашку под кусты, уговаривают.

— Брось ломаться.

— Не расколишься: чай, не из глины сляпана, брось…

— И опять же мы тебя любим. А ты-то нас любишь ли?

Щерится на бравых морячков, ровно коза на овес. Поджала губки крашеные. Клеш, между прочим, замечательный, даром что ночью и то превосходный клеш: ах, мять не хочется… А моряки красивы сами собою, и им от роду только…

— Люблю, люблю, а никакого толку нет от твоей любви. Это не любовь — одна мотивировка.

На корабль ворочались поздно. Пьяная ночь вязко плелась нога за ногу. Окаянную луну тащила на загорбке в мешке облачном. Дружков шатало, мотало, подмывало. Ноги — как в вихнутые: вихлить, вихлить — раз на тротуар да раз мимо. Травили собак. Рвали звонки у дверей. Повалили дощатый забор. Попробовали трамвай с рельс ссунуть. Ввалились в аптеку.

— Будьте любезны, ради бога, мази от вшей.

Таращит аптека заспанные глаза:

— Вам на сколько?

— Мишка, на сколько нам?..

— Штук на двести! Ха ха ха ха…

С ревом на улицу. Мишка Ванька, Ванька Мишка разговорец плели… Ванька в Мишку, Мишка в Ваньку огрызками слов.