Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

Если до пострижения о. Нектарий исполнял послушания где-угодно – и в самом скиту, и за его пределами, – то сделавшись монахом, он почти полностью затворился в своей келье. Отец Нектарий так говорил: «Для монаха только два выхода из келлии – в храм и в могилу». По благословению старцев он стал много читать: и не только духовные книги, но и литературу светскую – Данте, Шекспира, Пушкина, Гоголя, Достоевского и прочих. Одновременно о. Нектарий занимался точными и естественными науками, изучал языки. Все это, по мнению оптинских старцев, было ему необходимо, чтобы вести беседы с образованными посетителями монастыря, помогать интеллигенции приводить ко спасению мятущуюся душу.

И вот этот человек, окончивший лишь церковно-приходскую школу, стал на равных общаться с писателями, философами, учеными, причем говорил с ними при необходимости и по-французски.

Однажды перед дверью кельи старца две его духовные дочери размышляли о том, полезно ли воцерковленному человеку стремиться повышать свой образовательный уровень. «Не знаю, – говорила одна из них, – может быть, образование вообще не нужно и от этого только вред. Как его совместить с православием?» Тут отворилась дверь, и вышел о. Нектарий. И вот как он возразил неразумной сомневающейся: «Ко мне однажды пришел человек, который никак не мог поверить, что был потоп. Тогда я рассказал ему, что на самых высоких горах в песках находятся раковины и другие остатки морского дна и как геология свидетельствует о потопе. И он уразумел. Видишь, как нужна иногда ученость».

Равным образом о. Нектарий относился и к искусству. «Заниматься искусством можно, как всяким делом, – наставлял он, – как столярничать или коров пасти, но все это надо делать как бы пред взором Божиим. Вот есть большое искусство и малое. Малое бывает так: есть звуки и светы. Художник – это человек, могущий воспринимать эти, другим не видимые и не слышимые звуки и светы. Он берет их и кладет на холст, бумагу. Получаются краски, ноты, слова. Звуки и светы как бы убиваются. От света остается цвет. Книга, картина – это гробница света и звука. Приходит читатель или зритель, и если он сумеет творчески взглянуть, прочесть, то происходит воскрешение смысла. И тогда круг искусства завершается, перед душой зрителя и читателя вспыхивает свет, его слуху делается доступен звук. Поэтому художнику или поэту нечем особенно гордиться. Он делает только свою часть работы. Напрасно он мнит себя творцом своих произведений – один есть Творец, а люди только и делают, что убивают слова и образы Творца, а затем от него же полученной силой духа оживляют их. Но есть и большое искусство – слово убивающее и воскрешающее, псалмы Давида, например, но пути к этому искусству лежат через личный подвиг человека – это путь жертвы, и один из многих тысяч доходит до цели».

Более двадцати лет о. Нектарий провел в затворе. Кто-то назовет это сроком. Преподобные называют это подвигом.

Исполнив один труднейший подвиг, о. Нектарий взялся за другой: монастырские старцы благословили его юродствовать. В Оптиной пустыни юродство по благословению было не таким уж редким явлением. Оптинские старцы часто прикрывали свое духовное величие поведением, близким к юродству, – шутками, разными чудачествами, вроде бы неподобающими монахам резкостями, неприличествующей простотой в обращении со знатными, подчас высокомерными посетителями и т. д.

И вот мудрый, остроумный, начитанный, со знанием французского монах будто в один миг обезумел: он стал носить яркие, как у цыганок, платки, поверх подрясника надевал цветные кофты или желтую пелерину на красной подкладке, на одной ноге у него был валенок, на другой – голубая туфля. В таком виде о. Нектарий мог явиться в трапезную. И вот там – в трапезной – начиналось самое интересное. Юродивый принимался за трапезу. Но как он это делал! Надо видеть! Старец сваливал, сливал в одну тарелку все, что ему полагалось – щи, картошку, квас, хлеб, – и тогда принимался за еду.

Прежде дававший всем приходившим к нему за советом ответы прямые и однозначные, теперь о. Нектарий стал отвечать посетителям иносказательно, чаще притчами, и далеко не всякий мог его понять. Причем понять не могли его порою даже лица духовного звания, о мирянах и говорить нечего.

Часто вместо ответа на какой-нибудь вопрос старец расставлял перед посетителями куклы и разыгрывал тут же маленькое представление. Реплики кукол, озвученных о. Нектарием, и были ответами на вопросы людей.