Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

В беломраморной келии Юродивая старица Евдокия

Шла путница одинокая по бескрайнему извилистому русскому проселку. Да притомилась, верно. Присела на обочине под кусточком, Богу помолилась, ржаную краюшку разломила и… задремала с устатку. А пробудилась – ночь наступила, темно. Странница решила, коли так, уже продолжать почивать до утра, но вдруг услыхала чье-то дыхание поблизости. Она пригляделась и видит: сидят возле два волка, языки свесили, хищных желтых глаз с нее не сводят. Еще миг, бросятся на добычу легкую, и могилки у рабы Божией не будет никогда… Несчастная обреченная закрыла глаза и зашептала молитву. Одну читает, другую, третью. Волки сидят смирно. После молитв пошли псалмы, потом песни канона. Снова молитвы. И так до рассвета. А утром волки, как по команде, поднялись, да и побрели восвояси в чащобу, помахивая пушистыми хвостами. Уберег Господь верную свою молельщицу.

Евдокия родилась в Туле в 1830 году в семье оружейника Матвея Пляханова. С самого детства она была усердной богомолкой. А уже в пятнадцать лет побывала в паломничестве на Соловках. На обратном пути у нее вышел случай, окончательно укрепивший ее в вере, в преданности избранному пути к Богу. Они с крестной как-то не рассчитали, верно, своих возможностей, издержались вконец и остались без копейки. А до родной Тулы еще идти и идти. Что им делать? Впору подаяния просить. И вот идут они в каком-то городе по улице, слезы концами платочков утирают. И вдруг к Евдокии ни с того ни с сего подходит приличный на вид молодой человек и со словами «Не плачь» сует ей в ладонь ассигнацию, пусть и не великого достоинства, но достаточную, чтобы добраться до дома и прокормиться в дороге. Паломницы ахнули от неожиданности и, как полагается, собрались было рассыпаться в благодарностях нечаянному спасителю, но… молодой человек исчез. Насколько могут быть увлечены девушки созерцанием государственного кредитного билета? Но не настолько же, чтобы не заметить, как удаляется благодетель. Они же отвернулись от него на миг, а он уж пропал, будто вовсе не бывало. Кто это был? Не бесплотная ли какая сила небесная явилась в человеческом облике Евдокии и ее крестной? Евдокия именно так всегда и объясняла случившееся.

А в двадцать лет она надумала уйти в монастырь. Родители нисколько не возражали такому дочкиному намерению и благословили ее. Евдокия хотела затвориться здесь же в родной Туле, но еще один чудесный случай привел ее в монастырь в соседней Рязанской губернии. А вышло это вот как. Прежде чем все-таки постригаться, Евдокия пришла за светом к местному тульскому юродивому, такому же пророку и ясновидцу, каким в Москве слыл Иван Яковлевич Корейша. Едва увидев гостью, этот юродивый лег на землю, головой в сторону города Михайлова, и сказал: туда тебе дорога. Так Евдокия оказалась в рязанском Михайловском монастыре.

Первые годы Евдокия была обычной ничем не примечательной послушницей, разве молилась усерднее прочих насельниц, да работала больше, к тому же прослыла среди сестер редкостного дарования рукодельницей. За свой добрый нрав, трудолюбие, готовность во всяком случае быть полезной окружающим она сделалась всеобщей любимицей. Но вот на седьмом году ее монашества в монастыре обратили внимание, что с сестрой Евдокией стало твориться что-то неладное: будто ополоумела несчастная. Однако же вскоре нечаянность как будто прояснилась. Сестры поняли, что их возлюбленная рукодельница принялась исполнять подвиг юродства.

И без того крайне сдержанная в употреблении съестного, теперь Евдокия превратилась в натуральную постницу: весь ее стол состоял единственно из картошки с хлебом, причем вкушала она этих яств настолько умеренно, что, казалось, и котенок остался бы голодным после такой трапезы. Из кельи Евдокия переселилась на чердак, на котором зимой было морозно, ровно как на улице. Там юродивая монахиня прожила семнадцать лет! Потом она переселилась в еще более холодный подвал. Одна из сестер вспоминала: «Я бывала у ней зимой в ее дивном приюте; там окошечки были, а печки не было. На стенах снегу так изобильно, что все покрыто им бело. А она ходит себе как бы по отделанной белым мрамором келлии в холодном подрясничке, в одних чулках, в летнем колпачке».

На первый взгляд могло бы показаться, что Евдокия, в силу неких невропатологических изменений, не воспринимала муки холода. Но такое мнение опровергает поведение юродивой в теплое время года: летом Евдокия ходила в овчине и в валяных сапогах! Значит, одеваясь не по сезону, она целенаправленно мучила себя, изводила, умерщвляла, как говорится, плоть.