Тот, кто помнит защитника Сухи,Кто вкусил его паса тягу,Помнит также, как русские сукиРасстреляли весеннюю Прагу.Тот, кто слышал щелчок Недамански,Братьев Холиков лёгкие клюшки,Не забудет русские танки.Сухо щёлкали мокрые пушки.Комбинация в лоб – простая:Брежнев сам заказал поминки.Дождь был тёплым, но лёд не таял,Хоть и плакали Новак с Глинкой.Как штрафная рота, СтаршиновПробивал оборону боком.Так вломились в город старшины,И ослепло Карлово око.Карлов град – убиенный АвельОт руки братана большого.И отправился в ссылку ГавелПод ударов градом Петрова.Сбита шляпа с в плаще мужчины —Документом эпохи спорнойВот он встал перед бронемашиной,Как вратарь этой чешской сборной.Лоб кровавым пятном отмечен.Взгляд побитой, но гордой собаки.Соцализм с лицом человечьим,Как у Якушева после драки.Дубчек нервен, что твой Хрбаты.Заметался судья матрасом…Это тоже ведь наши ребята,А Рогулин их по мордасам!..…Всех в Европу потом позвали,Кто познал от нас горькой доли.И чего мы им не проиграли —Ну хотя б на ледовом поле.
1990
На Лены именинах он был на Филиппинах,Оттуда отправлялся на выставку в Хонсю.Хоть пагоды Манилы и нас с тобой манили,Но мы-то заправлялись у Леночки вовсю.От питерской мокроты, спасаясь водкой с потом,Мы двигались сквозь бури, по январям гудя.А он – проведал кто-то – приблизился к КиотоИ там, набравшись дури, выпячивал грудя.Однажды штемпель гулкий – ероглиф с загогулькойПоведал нам, что хватит! – не может пить сакэ.А я с тобой, сутулкой, бегу по переулкам,Чтоб в дашкиной кровати – кубинского стакэ!Приделав крылья к Мазде, хотел сказать нам здрасте,Но оказался званым в Калькутту на приём.Мы ж вечером у Насти – портвейновые страстиЗаполонили ванну – и полоскались в нём.Кому, скажите, гаже: ещё в единой лаже,От центробежных кружев не лопнушей вполне,В немыслимом кураже всё пьющим, воздух даже,Иль тем, кто обнаружил себя в иной стране.На утро у Полины с башкой, до половиныРазбитою невинно от пакости такой:Ведь жёлтую текилу с корицей-апельсином,А белую текилу с лимоном и сольцой.