Русское искусство

Ярославский тип фрески получил в конце XVII века и в начале XVIII большое распространение по всему Северу, и мы видим ярославских мастеров особенно усердно работающими в Вологде. В 1686 году ярославский иконописец Дмитрий Григорьевич Плеханов с 30 товарищами подрядился расписать Вологодский собор, и к концу июня 1688 года роспись была уже закончена[560]. Мы видим здесь типично ярославское понимание декоративной живописи, со всеми присущими Ярославлю достоинствами и недостатками. Никаких особых, местных уклонений от выработанных там приемов здесь не встречается. К сожалению, этот прекрасный памятник ярославского искусства почти совершенно погублен злополучными «поновлениями», и только в алтаре сохранилось несколько нетронутых фресок, в числе которых радует глаз своими радужными цветами «Пир у Ирода». Очаровательна здесь дочь Иродиады, стоящая спереди налево и пляшущая «русскую». В других, более поздних церквах Вологды сохранились росписи, в которых заметны некоторые местные черты, – по крайней мере, они не встречаются ни в одном из известных нам северных циклов, за исключением разве Устюжских. Такие черты мы видим в церкви Иоанна Предтечи, что в Рощенье, расписанной в 1717 году[561]. Это не столько живопись, сколько графика, искание игры черного и белого, а не красочных отношений, – света, а не цвета. Вместе с тем вся эта роспись – один из чудеснейших лубков, созданных русским искусством. Художник, украсивший эти церкви, обладал той драгоценной и поистине завидной отвагой, которая позволяла ему не смущаться самыми головоломными положениями и заданиями, и он выходил из них победителем. Все действующие лица его фресок так же бесконечно отважны, как он сам: не стоят, а движутся, не идут, а бегут, скачут, кувыркаются. Роспись в церкви Покрова в Козлёне несколько напоминает фрески церкви в Рощенье и местами прямо чувствуется одна рука. Напротив того, росписи церкви Дмитрия Чудотворца, что на Наволоке, не носят следов местной школы и выдержаны в обычном типе поздних ярославских и костромских церквей[562].

XVI. Западные влияния

Новые сюжеты, появившиеся в русском искусстве около середины XVI века, пришли в Россию вместе с западными «кунштами». Аллегорические росписи Золотой палаты, – все эти нагие и полунагие фигуры, изображавшие Разум, Безумие, Правду, Воздух, Огонь, Ветер, год и т. п., – явно выдают свое происхождение: это те самые гравюры, которыми итальянские и голландские писатели XVI века любили иллюстрировать свои туманные и высокопарные рассуждения на тему о религии, о природе, о разуме, о правде, неправде и сотне других вещей. В росписях Золотой палаты, кроме аллегорий, были уже сюжеты, заимствованные из Библии, а в Святых воротах Ярославского Спасо-Преображенского монастыря появляются и апокалиптические темы. Отныне Апокалипсис и Библия становятся богатыми источниками, из которых черпаются сюжеты для росписей, а иностранные иллюстрированные издания этих книг дают иконописцам неисчерпаемый материал для новых комбинаций[563]. Русский иконописец всегда имел перед глазами «подлинник» – тот оригинал, который был ему нужен для того, чтобы не нарушать предание. Имея в своем распоряжении огромный запас таких оригиналов в виде «прорисей», игравших роль нынешней кальки и составлявших солидный сборник на все случаи, иконописец не имел под руками никаких русских образцов или «переводов» для иллюстрирования Ветхого Завета и Апокалипсиса, ибо древнерусское искусство их просто почти не знало. Ему не оставалось ничего другого, как обратиться к иноземным «переводам», и Москва вскоре действительно наводняется множеством иллюстрированных латинских, немецких, голландских и польских книг религиозного содержания.