Не знаю, почувствовали они мое смятение или им тоже было не по себе. Следом завязался долгий разговор - о Москве, о том, что ждет нашу страну, о наших собственных планах. «Я обещаю, что скоро вы будете спать очень крепко, - сказал Рори. - Просто для хорошего сна надо хорошо уставать». Потом Питер как-то затих, похоже, задремал. А Рори включил фонарь и стал что-то писать в своем блокноте - судя по блуждавшей на его лице улыбке, это было письмо Джульет.
А меня все не покидали тревожные мысли. Много ли снега на перевалах? Не перехватили ли сообщение о нашем маршруте головорезы из ваххабитских формирований? И снова - выдержит ли сердце? Я обращался мыслями к близким, веря в то, что в опасные минуты они своей любовью поддержат, спасут меня. И из головы все никак не выходили такие родные огоньки, мерцавшие совсем недалеко.
Потом наступил день. И тревожное настроение рассеялось, как рассеялась тьма.
Нет, обратного пути не было.
Мы прилетели в Душанбе в самом конце ноября. Пару дней бесцельно потолкались по городу, ожидая пока над перевалами очистится небо. Базар, чайхана, гостиница… Рори нервничал, ему во что бы то ни стало хотелось вернуться к Рождеству в Лондон. Он вообще не умел ждать, а хотел получить все сразу. Но в далекий памирский поселок Ишкашим мы могли добраться только вертолетом.
А погоды не было.
Вынужденную задержку я использовал для того, чтобы решить проблему, которой мы занимались еще в Москве. Заниматься-то мы ею занимались, да только все было без толку. Рори хотел, чтобы с нами в Афганистан шел человек, хорошо знающий язык фарси, на котором говорит большинство афганцев. Переводчик. Рори и Питер сами могли объясниться с «духами», но они владели языком не в той степени, чтобы вести сложные переговоры. Британцы настаивали на том, чтобы наш переводчик знал и фарси, и английский. И я понимал, что они имели право на этом настаивать. В конце - концов, британцы рисковали в этом походе своими жизнями. Но где найти такого сумасшедшего? Я обратился к знакомым в разведке: может, выделите таджика из своих оперработников? У таджиков фарси - тоже родной язык.
Но как-то не складывалось с этим. Генералы из «леса» неуверенно пожимали плечами и отвечали что-то невразумительное, я понять ничего не мог. Только много позже понял. А тогда, в Москве, смог добиться лишь того, что на одном из последних совещаний у Аушева представитель спецслужб пообещал содействие таджикских коллег, они там, дескать, подберут нужного человека.
В Душанбе, когда я об этом заговорил, на меня тоже посмотрели как-то странно. «Ну, нашли мы вам одного сотрудника, - наконец, нехотя процедил местный начальник. - Подхватите его в Хороге. Там ваш вертолет специально посадку сделает».
Наконец, 30-го ноября, проснувшись спозаранку, мы увидели в гостиничном окне чистое голубое небо и заснеженные вершины гор. Стоял легкий морозец. Стало сразу ясно: сегодня летим!
Мигом собрались и ровно в девять были на аэродроме, где уже стоял «под парами» «Ми-8».
В Хороге действительно сели, я выпрыгнул наружу, вижу – идет к нашему вертолету подполковник в зеленой фуражке, а за ним понуро плетется щуплый, усатый таджик, одетый в легкое демисезонное пальто, обутый в модные городские штиблеты и вдобавок – с кейсом в руках. «Вот, - мрачно говорит подполковник, - переводчиком будет в вашей делегации». И подталкивает ко мне своего таджика. А вертолет сзади гудит. Лопасти вращаются. Летчики машут: полетели, времени нет, а то перевалы снова могут закрыться. Втянули мы этого пижона с кейсом внутрь, подполковник с явным облегчением отдал нам честь, и мы полетели дальше.
Мои британцы сразу подступили ко мне с вопросами: это кто? А что им сказать? Я и сам не знаю. Стал расспрашивать парня. Звали его, если не врал, красиво - Памирхан. Был то ли старлеем, то ли капитаном в Хорогском отделе КГБ. Вчера ему сказали: надо лететь в Ишкашим. Зачем - не сказали. Какая-то делегация, то, се… О том, что предстоит идти в Афганистан - впервые слышит. Британцы прислушивались к нашему разговору и, кажется, быстро поняли, что к чему. Питер скоро отвернулся к иллюминатору и стал заинтересованно разглядывать ледники и скалы. У Рори заиграли желваки и в глазах появились хорошо знакомые мне безумные огоньки. «Спокойно, - сказал я ему. - Сейчас прилетим в Ишкашим и там все уладим». Хотя, что уже можно было уладить?