Семейное дело

Она работала по-прежнему, и по-прежнему теперь все ее время делилось на три части: работа, общежитие, сон. Она не ходила ни на вечера, ни в культпоходы; изредка присаживалась в красном уголке возле старенького телевизора с экраном, перед которым стояла огромная лупа, и, посмотрев час-полтора, уходила к себе.

Однажды после работы она зашла в гастроном, заняла очередь, кто-то спросил ее: «Вы последняя?» Она обернулась — учительница, Анна Петровна! Господи, живем в одном городе, а не виделись бог знает сколько времени! «Как ты?» — «Так…» Засовывая в сумку сверток с сосисками, Анна Петровна сказала: «Пойдем, девочка, попьем вместе чайку. Я теперь живу здесь, в этом же доме…»

Догадалась ли она о чем-нибудь? Или просто обрадовалась, встретив свою давнюю ученицу, с которой были связаны нелегкие воспоминания?

Ольга рассказала ей все, с подробностями, которые не забылись и вспоминались легко, будто та история случилась несколько дней, а не месяцев назад. Она рассказывала, удивляясь тому, как охотно делает это. Все, что ее мучило, что сковывало душу, теперь будто выплескивалось из нее, и ей сразу стало легче, она испытывала почти физическое ощущение сброшенной с себя тяжести.

«Вот и хорошо, — сказала Анна Петровна. Ольга не поняла, что же хорошего? — Хорошо, что все это кончилось так быстро. Если бы у твоей любви было продолжение, еще неизвестно, как сложилась бы твоя жизнь. Этот Дмитрий, хоть ты и говоришь о нем восклицательными знаками, не очень-то симпатичен, поверь мне».

«Но ведь…»

«Ты не хочешь подумать, Оля. Если ты подумаешь, то поймешь многое. Человек не должен жить одними чувствами».

Ей запомнились эти слова. Больше они к разговору о случившемся не возвращались.

Теперь уже Ольга расспрашивала Анну Петровну о ее житье-бытье. Та отшучивалась: живу при дочери и зяте, жду внуков, а их все нет и нет… Здесь, в двухкомнатной квартире, было уютно, чисто, и Ольге не хотелось уходить. Этим впервые за долгое время появившемся ощущением легкости она была обязана Анне Петровне, и ей надо было побыть с ней еще немного, чтобы это ощущение не оказалось случайным и не ушло.

Видимо, ее выздоровление началось именно в этот день, в квартире Анны Петровны, вернее, Силина, начальника шестого цеха на том же заводе, где работала и она, Ольга. А вторая встреча, уже зимой, помогла ей еще больше.

Опять были морозные дни, и прохожие почти бежали по улице, пряча лица от резкого, с колючей порошей ветра. Ольга тоже шла быстро и все-таки узнала шедшую навстречу женщину. Просто невозможно было не узнать эти огромные цыганские глаза. «Клара!»

Ну да, Клара Белова, жена лейтенанта Белова, их фотография еще была в газете нынешним летом.

«Господи, Ольга, ты? — Они никогда не были на «ты», это вырвалось у Клары само собой. — Смотри, опять мы с тобой стоим на морозе, как тогда. Нет уж, зайдем куда-нибудь».

Они зашли в универмаг. Здесь можно было даже посидеть на подоконнике.

«Почему ты здесь? В газете я читала — вы должны были уехать к месту службы…»

«Мы и уехали. Заболел отец, я примчалась самолетом. А ты-то как? Я слышала…»

Ольга кивнула. Да. Ты правильно слышала…

«Наши ребята переписываются, — сказала, отворачиваясь, Клара. — Судя по письмам, Дмитрий служит в Киевском округе, поближе к родителям».

«Ну и хорошо», — сказала Ольга.

«Перестань! — резко ответила Белова. — Я не знаю, что у вас произошло, но, наверно, все к лучшему. Радченко ребята не любили. Ты не знала этого? Теперь-то я имею право сказать… Гогочка, маменькин сынок. Завалил в медицинский, его вызвали в военкомат, предложили училище на выбор. Мамочка сказала: иди в танковое, в случае чего в танке все-таки безопасней. Если б она сказала — в школу поваров, он бы пошел туда, понимаешь? А в училище сначала изображал из себя бог весть кого, чуть ли не бунтаря против мещанства».

«Этого еще мало, чтобы не любить человека».

«Было много другого».

«Не надо, Клара. Я все равно ничему не поверю».

«Это твое дело».

«Во всем виновата его мать».

«Никто не может уговорить порядочного человека совершить непорядочный поступок».

«Значит, вы знали, что он… Что мы разошлись?»

«Еще бы! Он не скрывал этого от ребят».

«Не верю!»

«Это тоже твое дело. Ты будешь мне писать?»

«Не знаю».

«Вот на всякий случай мой адрес».

Она открыла сумочку, вырвала листок из записной книжки, и Ольга смотрела, как она пишет адрес: в/ч такая-то, литер такой-то… И заранее знала, что писать не будет, засунет этот адрес куда-нибудь подальше от глаз, да и о чем писать? У нее своя жизнь, у меня своя…

Когда Клара, наспех чмокнув ее в щеку, убежала, Ольга еще долго сидела на подоконнике, чувствуя, как приятно пригревает батарея парового отопления. Она не спешила уходить. Она вертела в руке бумажку с адресом, подумала — а ведь и у меня мог быть сейчас такой же: тоже в/ч — воинская часть… Но эта мысль уже не причинила ей боли, и она прислушалась сама к себе с удивлением. Не было боли! Была только печаль, короткая и прошедшая сразу же, едва она вышла на мороз, под этот резкий, с колючей порошей ветер.