Семейное дело

Так и не пустили двух лучших крановщиц. Конечно, ей это было приятно, но душными ночами в душной и пустой комнате общежития она завидовала девчонкам, которые купаются в каком-нибудь Онежском озере или блаженствуют в холодке на Рице.

За последние годы в этой комнате сменилось много девчонок. Тех, которые жили здесь шесть лет назад, уже не было — укатили на далекие стройки, повыскакивали замуж, кто-то уехал обратно домой. Пожалуй, никто, кроме Ольги, не провел здесь столько — десять лет!

«Дура ты! — говорила ей комендантша. — Ты же десять лет в заводе, проси комнату, а то и квартиру. В ударницах ходишь, сама профорг! Тьфу, колода лежачая, глядеть на тебя тошно!»

Но она уже привыкла жить так — опекать девчонок, что-то устраивать другим и просить за других — и даже думать не хотела о каких-то возможных переменах в своей собственной судьбе.

В этом году она кончила десятилетку, и отпуск, конечно, полагался бы. Устала она здорово, что говорить. У нее был адрес одной девчонки, когда-то жившей здесь. Та писала:

«Не езжай никуда, а езжай ко мне. Грибов у нас — косой коси, насобираем и насушим, а в городе они по триста рублей за кило, так что еще и при деньгах будешь».

Самыми трудными оказывались выходные дни, когда надо было куда-то деваться, вырваться из этого душного, пахнущего асфальтом, раскаленного и перерытого города. Ильин давно звал ее к себе на садовый участок, даже сердился, что она не приезжает. Однажды она решила: надо поехать. Уже просто неприлично отговариваться каждый раз.

Сережке-маленькому она купила ружье с пистонами. Так и поехала — с ружьем, завернутым в газетку.

Найти дом Ильина оказалось просто. Он давно уже объяснял Ольге, как дойти: свернуть за водокачкой, потом перейти по мостику через ручей — и прямо. Она перешла мостик и увидела Сережку-маленького. Тот лежал на берегу и пил прямо из ручья. Когда Ольга схватила его на руки, Сережка заблажил и задрыгал ногами — он не узнал ее, но ружье сделало свое дело.

Он здорово вырос за год, что Ольга не видела его, и рожица у него стала потешная — этакий коричневый, с облезающей от солнца кожей круг под выгоревшими волосами, и рот от уха до уха, и передних зубов нет. Сережка и привел ее к дому.

Собственно, не к дому, а к домишке-скворечнику, в котором можно было лишь спать да укрываться от дождя. Ильин, голый до пояса, что-то ладил к стенке — не то откидную койку, не то столик — здесь же, в комнатке, куда она заглянула через окошко, Надежда что-то готовила на электрической плитке.

«Наконец-то соблаговолила, — сказал Ильин. — Сейчас обедать будем».

«Я не буду», — сказал Сережка.

«Он уже пообедал, — сказала Ольга. — Прямо из ручья».

«А потому что жарко», — сказал Сережка и начал целиться из ружья в кастрюлю на плитке. Бах-бах!

Надежда торопливо накинула халатик — она была только в лифчике и трусиках. Действительно, жарища!

«Ты, наверно, совсем изжарилась, пока шла?»

Надежда назвала Ольгу на «ты» впервые, и ей сразу стало как-то просто здесь — все-таки ехать сюда ей не хотелось из-за Надежды. Она еще помнила и это холодное: «Очень приятно» и «Сережа много рассказывал о вас» — ни к чему не обязывающие слова и такие же холодные встречи позже.

«Зови деда и бабушку», — сказала Сережке Надежда, и тот побежал за дом.

Значит, они не одни, подумала Ольга. Значит, ее родители приехали на лето.

И за обедом, и потом, после, до самого вечера, Ольга, все время наблюдавшая за Надеждой и ее родителями, за Ильиным и Сережкой, пыталась ответить самой себе на один-единственный вопрос: счастлива ли эта семья? Она видела, как льнет к Ильину мальчишка, — только ему он дал подержать ружье и обедать согласился лишь тогда, когда Ильин поставил рядом с собой ящик (табуреток не хватило). Она заметила, что тесть Ильина угрюм, молчалив, двух слов не сказал — с таким, наверно, нелегко жить. А теща наоборот — болтуха, но чувствовалась в ней какая-то подозрительность к чужому человеку в доме, да еще женщине. Надежда — та казалась просто усталой, поэтому немного раздраженной.

«Век бы не было этой дачи, — сказала она за обедом. — Люди с ума посходили, только и разговоров, как воду подвести да где «лию плодородную» достать».

«Ильин, — шутливо сказала Ольга, — а может, и на самом деле у тебя частнособственнические инстинкты?»

«Какие там инстинкты! — махнул рукой Ильин. — У нас рациональное хозяйство. Ты пойди погляди, что здесь дед да бабка наковыряли!»

Она пошла поглядеть. Участочек-то был с гулькин нос, но клубника висела здоровенная, она увидела кусты малины и крыжовника, огурцы доцветали, и крохотные еще огурчики с колючими пупырками торчали во множестве из-под огромных, каких-то тропических листьев. Казалось, здесь не пропал зря ни один сантиметр. И даже узенькие тропочки были выложены по бокам побеленными кирпичами. Ну, тесть у Ильина военный, и эти побеленные кирпичи — оттуда, из армейской привычки.

Заметила она и другое.