Семейное дело

…Отец лежал тогда здесь, в Большом городе, в госпитале, а мать работала старшей медсестрой. Дед — отец матери — был кузнецом на нашем заводе, на ЗГТ, только он тогда назывался механическим. Привела мать раненого капитана в дом и говорит: «Вот мой муж». Дед поглядел и сказал, даже не поздоровавшись с зятем: «Ну что же, война войной, а и после войны кузнецы будут нужны. Так что давай кузнеца, дочка».

…В армии был один парень, тоже сержант, с одного из южных заводов. Как-то раз провел ладонью по танку, будто коня приласкал, и говорит: «Наша-то броня, наверно. Вот ты, Коптюгов, пустой еще человек, нет в тебе никакой направленности. А потрогай — чувствуешь? Холодная вроде бы сталь, а внутри нее теплая человеческая душа содержится». Ну, я и покатил после армии на юг…

…Учился как зверь! Смену подручным отработаю — смену возле сталевара тенью хожу, смотрю, спрашиваю. Курсы были — окончил. Первую плавку на всю жизнь запомнил. Начальник цеха рядом оказался, руку пожал и говорит: «Ну вот, Коптюгов, и твои первые тонны в народную копилку». Записал?

…Еще запиши. В цехе у нас свой поэт был, формач. Он про меня чуть не целую поэму сочинил. Всего я уже не помню, а вот это запомнил:

И для тебя, и для меня
Он верный друг, он сильный, ловкий.
Вот он стоит, как бог огня,
В своей продымленной спецовке.
О нем не спросят — кто таков?
Он всем знаком душевным жаром,
Танкист отличный Коптюгов,
Он стал отличным сталеваром.
Пусть после смены он устал,
Но смотрит твердо и упрямо.
Его сегодняшняя сталь
Уже идет на рельсы БАМа.

Записал? В многотиражке было опубликовано, только я посеял где-то газетку. Ни к чему было вроде бы.

— Хорошее название! — сказал Будиловский. — «Бог огня».

— Ну, — поворачиваясь на спину, ответил Коптюгов, — красиво, конечно, но, может, как-нибудь попроще? Еще чего-нибудь рассказать или хватит? И сунь куда-нибудь — так, намеком, — что после работы возвращается Коптюгов в общежитие, хотя свой дом имеется, но разошелся с матерью и отчимом по соображениям морального порядка.

— А это зачем? — удивился Будиловский.

— «Надо, Федя, надо», — снова засмеялся Коптюгов. — Ты же помнишь клубничку-то да огурчики? Я этим летом зашел на рынок, а полковничек в белом переднике за весами стоит и кулечки крутит…

— Ты серьезно? — спросил Будиловский. — Иван Егорович?

— Он самый! Короче говоря, как напишешь, дашь мне проверить, чтоб все тип-топ было. Ну, спи, будущая знаменитость.

15

Утро секретаря обкома партии Рогова обычно начиналось с газет. Это была прочная многолетняя привычка, которой он старался не изменять, и еще до того, как за ним приходила машина, он успевал прочитывать и центральные газеты и свою, областную.

Но в то утро он поднялся значительно раньше обычного, торопливо побрился, торопливо выпил стакан чаю — машина уже стояла перед подъездом — и уже внизу, достав из ящика газеты, сунул их в карман пальто. Времени оставалось мало: польская делегация прилетала в семь часов утра, впору было успеть добраться до аэродрома. Он торопил шофера, тот нервничал — асфальт был мокрый, скользкий, бурый от опавшей листвы. Но все-таки он успел даже раньше других — предисполкома, представитель министерства иностранных дел и еще несколько человек, в том числе директор ЗГТ Званцев, подъехали несколько минут спустя.

Пожимая Званцеву руку, Рогов сказал:

— Сейчас устроим гостей, позавтракаем — и в обком. Но вы все-таки позвоните на завод и предупредите, что сегодня польские товарищи будут там не к концу рабочего дня, а завтра около одиннадцати.

— Мы всегда «на товсь», Георгий Петрович.

— Все с морскими привычками расстаться не можете? — шутливо проворчал Рогов и повернулся к остальным. — Слыхали? «На товсь!» Посмотрим, как вы в первом квартале головной пятнадцатитысячник выдадите.

— Как раз на завтра намечена отливка первого ротора. Так что, если гости приедут к одиннадцати, смогут увидеть.

— Хорошо, — кивнул Рогов и, отвернувшись, заговорил с председателем исполкома: в обком поступают письма, что в магазинах продается плохая картошка, так вот — пусть отдел торговли подготовит справку о состоянии овощехранилищ. Если понадобится, поможем, а с нерадивых спросим, и строго…

По трансляции сообщили о прибытии самолета, и все вышли на мокрый асфальт, под холодный мелкий дождь. Серебряная рыбина уже развернулась в конце посадочной полосы, и сейчас будто плыла по поверхности огромной прямой реки.