Семейное дело

Ладно, разберемся завтра. Сейчас у него даже не было злости на Малыгина. Впервые за несколько недель напряженного ожидания он почувствовал, как легко стало дышать, и он улыбнулся про себя: должно быть, такое же ощущение испытывает человек, без вины побывавший под следствием. Ильин пошел на кухню, достал из буфета початую бутылку коньяку — полбутылки так и оставалось с Нового года, — плеснул в чашку и выпил. Что ж, за это не грех и выпить! И через минуту уже сидел возле телевизора, один, блаженно вытянув ноги. Надежда придет поздно — сегодня она дежурная машинистка, Сергей гоняется где-то со своими дружками-приятелями и тоже, наверно, заявится к полуночи… Он взглянул на часы — было начало одиннадцатого — и услышал шорох ключа в замочной скважине. Вернулся Сергей.

— Так рано? — спросил Ильин. — Не заболел ли ты, ребеночек, часом?

— Часом нет, — ответил Сережка, поеживаясь и потирая замерзшие руки.

— Где был, что видел? — спросил Ильин, уже отвернувшись к телевизору. В последнее время они разговаривали не часто, и Ильин жалел об этом, но не замечал, что Сережка словно нарочно старается уйти по вечерам из дома. Если бы он заметил, то, наверно, переполошился. Такого еще не бывало.

— Так, — отозвался Сережка. — Всякие интересные встречи. Ты знаешь, что Лена Чиркина уезжает?

— Потрясающая новость! — спокойно сказал Ильин. — Замуж выходит, что ли? Иногда это с ними случается.

— Я серьезно, батя, — тихо сказал Сережка. — Она же чудесная девчонка…

Ильин быстро поглядел на него. До сих пор он видел их вместе один раз, и то на фотографии — там, в партбюро, у Воола, и вот сейчас странным образом они снова как бы оказались рядом. Догадка, в которую он не мог и не хотел поверить, словно обожгла его: он мгновенно связал и ту фотографию, и только что сказанные Сережкой слова, и торопливые слова Ольги о Лене Чиркиной, о том, что она в больнице…

— Что же ты, любишь ее?

Он спросил об этом через силу, и не потому, что такой разговор у них случился впервые: Ильин знал, что рано или поздно, а он все равно будет. Ему трудно было спрашивать: сейчас он просто-напросто испугался правды, потому что за этой правдой могли оказаться и грязь, и подлость.

— Не знаю, — сказал Сережка. — Я ее встретил сегодня, и она сказала, что уезжает…

Он не думает ни о чем, кроме того, что она уезжает, отметил Ильин.

— Куда? — спросил он.

— На Север, к брату. Брат у нее на Севере служит, военный моряк. Я ей говорю: что ты, дурочка, будешь там делать? Полярная ночь и все такое…

— А почему она уезжает, ты знаешь? — перебил Ильин, не сводя с сына глаз. Если знает, он хоть чем-то да выдаст это. Но Сережка покачал головой. Уезжает — и все. Поругалась с Генкой, наверно.

— С каким еще Генкой?

Теперь уже Сергей удивленно поглядел на отца.

— Тебе это так интересно, батя? С Усвятцевым.

Ильин еле удержался от того, чтобы не вздохнуть, не засмеяться облегченно, не показать, какая тяжесть пролетела мимо него. Как кирпич, сорвавшийся с крыши.

— Мне показалось, что это очень важно для тебя, — ответил он. — А что важно для тебя, всегда было важно и мне. Значит, она с этим Генкой…

— Ладно, все, батя, конец, перехожу на прием.

Он встал и ушел на кухню. Ильин слышал, как он наливает воду в чайник, зажигает газ. Во всем теле Ильин ощутил сейчас отвратительную дрожь. Но все-таки он тоже поднялся и пошел к Сережке, сел и придвинул к себе чашку.

— Нальешь и мне заодно, — сказал он. — Мы никогда не говорили с тобой на такие темы, Сережка. Конечно, матери и мне вроде бы еще рановато в бабки и дедки, но…

— У нее не может быть детей, — сказал Сережка.

…Когда он сегодня уговаривал ее остаться, не уезжать, Лена молчала. Они спрятались от холода в кафе, хотя Лена очень не хотела идти туда, но Сережка все-таки настоял на своем. Вдруг, когда они уже сели за столик, Лена спросила: «Я тебе нравлюсь?» — «Да». — «Ты растерялся и покраснел, — сказана Лена. — Значит, не соврал. Жалко». — «Чего жалко?» — «Всего, — ответила она, — маму, папу, работу, тетю Олю, даже немножечко тебя… Не смотри на меня так, пожалуйста. Ты же знаешь, что у нас было с Генкой…» Он кивнул. «Ну вот, а теперь все, и я должна уехать, потому что… потому что у меня не может быть детей. Чего ты опять покраснел, глупенький?»

— Хочешь мой добрый совет? — спросил Ильин, когда Сережка пересказал ему весь этот разговор, и, не дожидаясь ответа, взял Сережку за руку. — Не уговаривай ее. Пусть едет. Сейчас это ей очень нужно. Я не знаю, что будет потом, и ты тоже не знаешь, и никто не знает, но бывает такая пора, когда человеку надо уехать, оторваться от самого себя, от прошлого… Это не всегда удается, но пусть она попробует. Пойми это и не мешай ей год, два, сколько сможешь не мешать.

Сергей стоял к нему спиной, глядел на закипающий чайник и молчал.

— Ты понял меня, Сережа?

— Да, — глухо сказал он.