Семейное дело

Здесь, в этой части Невского, было потише и малолюдней. Возле большого желтого здания фотографировались какие-то парни с «канадскими» коками по тогдашней моде, девицы с «конскими хвостами» — развеселые, хохочущие вовсю. Один такой парень встал к стене, раскинув руки, как на распятии, и, подняв голову, закатил глаза — его фотографировали, и все так и покатывались со смеху: ну Гарька, ну дает!

Званцев не успел остановить Нечаева.

Тот ворвался в эту странную группу, отшвырнул в сторону того парня, ударил в лицо другого, с фотоаппаратом. Аппарат упал на асфальт. Кто-то из тех ударил Нечаева. Тогда Званцев, не раздумывая, подскочил на помощь к Нечаеву и ответил на удар за него.

Тех парней было семь или восемь, их двое. Нечаев и Званцев стояли спиной к стене: хорошо — сзади не подберутся. Те парни пришли в себя и бросились на них, но уже бежал к ним милиционер, придерживая одной рукой кобуру, а другой держа у рта свисток. Собралась толпа, девчонки вытирали платочками кровь на лице своего приятеля. Нечаев сильно разбил ему губу.

— Хулиганье, — сказал кто-то. — Судить таких надо.

— Надо, — подтвердил Нечаев.

Милиционер потребовал, чтобы все прошли с ним в ближайший пикет, и тогда Званцев успел шепнуть Нечаеву:

— А почему мы все-таки дрались? — Он должен был знать это. Надо же как-то оправдываться в милиции.

— Обернись, — коротко сказал Нечаев.

Там, на стене, была надпись: «Граждане, при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». И на металлической полочке под ней лежал букетик полевых ромашек.

— Жаль, — громко сказал Званцев. — Жаль, что мало мы им врезали, Нечаев…

Сейчас Званцев сидел и думал, что, наверно, если человек в детстве сталкивается с огромной несправедливостью, с годами в нем сама по себе вырабатывается нетерпимость даже к самой малой несправедливости. Таким выросло наше поколение, потому что там, уже далеко в детстве, была величайшая несправедливость — война, голод, холод, смерть — у одних страданий было больше, у других меньше. У Нечаева была блокада — больше некуда! Эта мысль о связи военного детства с духовной прочностью поколения поразила Званцева своей неожиданностью. Он прислушался к голосу Нечаева, спокойному, с легкой хрипотцой, и снова подумал: да, этот потянет. Кажется, здесь мы не ошиблись. Только, может быть, это надо было сделать раньше. Он умеет работать.

И снова вспомнил, как прошлой зимой он пришел в двадцать шестой цех. Там было холодно, отопление еще не работало, на станинах станков проступал серебряный иней. Тронешь, и отпечатывается вся пятерня. Званцев спросил у монтажников, где начальник цеха, они засмеялись и махнули в сторону огромной сушильной камеры. Званцев пошел туда — Нечаева не было. От камеры тянуло теплом. Должно быть, ее испытывали накануне. Он зажег спичку и заглянул внутрь: там на расстеленных газетах спал Нечаев, засунув руки в рукава и натянув на уши меховую шапку.

— Вы бы не будили его, начальник, — сказал, подойдя, один из монтажников. — Мы-то сменяемся, а он два дня не спавши…

— Слово имеет товарищ Бочаров, подготовиться товарищу Силину.

Конечно, это было чистой случайностью, что их фамилии оказались рядом. Прения по докладу уже кончались. После Силина собирался выступить Рогов, а там перерыв и затем выборы нового парткома.

Рогов смотрел, как Николай идет по проходу, вынимая из кармана сложенную пополам школьную тетрадку. Он заметил, что Бочаров спешит, чуть не бежит по проходу — наверно, это от волнения, он не мастер выступать. И лицо у него напряженное, и на трибуну он поднялся неуверенно — конечно, волнуется. Рогов улыбнулся, но Николай не глядел в сторону президиума и не увидел эту ободряющую улыбку.

— Я не буду говорить о делах двадцать шестого цеха, — торопливо сказал Николай, словно желая поскорее прервать свое смущение и свое волнение. — Об этом здесь уже говорилось сегодня. Я о другом… — и так же торопливо развернул свою тетрадку.

А Рогов и не знал, что на заводе уже год как создана комиссия по быту и что ее председателем является Бочаров. Сейчас Бочаров выступал от имени этой комиссии. Известно ли делегатам, что на заводе двадцать один процент — женщины? А яслей не хватает, детских садиков — тоже. Комиссия не может добиться от администрации, чтоб на заводе был открыт магазин полуфабрикатов, — какое подспорье было бы работающим женщинам. Вот почему текучесть кадров среди женщин выше, чем среди мужчин. Партийный это вопрос или нет?

— Партийный, — громко сказал Рогов.

Жилье… Бочаров перевел дыхание. Вопрос с жильем, конечно, самый острый. Город дает заводу много, полтора миллиона рублей было передано городу в счет долевого участия. Но почему отдельные квартиры директор завода распорядился давать только оргнаборникам? Чтобы удержать их на заводе? Да, тем, кто прибыл сюда по оргнабору, надо создавать нормальные условия для жизни, но на заводе есть люди, которые проработали здесь по десять, по пятнадцать лет — кадровые рабочие, а живут тесно, и вот их заявления вообще отложены на неопределенный срок. Правильно это или неправильно?

— Неправильно, — сказал Рогов.