Сибилла

Беседуя, Эгремонт и Сибилла миновали несколько чистых, спокойных улиц; внешне то были улочки тишайшего провинциального городишки, но никак не те, что расположились вблизи дворцов и правительственных зданий самого великого города в мире. Порой среди аккуратных домишек, что в большинстве своем были сложены из необычного старого кирпича и все как один без соблюдения пропорций и архитектурной гармонии, виднелась торговая лавка. Не слышалось даже скрипа колес, лишь изредка можно было встретить прохожего или отметить какое-либо движение. Обойдя кругом этот безмятежный опрятный район, они оказались на площади, в центре которой возвышалась огромных размеров церковь, построенная из тесаного камня в том величественном, чтобы не сказать тяжеловесном, стиле, с которым нас познакомил Ванбру^{477}. Довольно широкое пространство вокруг нее заполняли всевозможные здания, в большинстве своем весьма неказистые: вот протянулись длинные задворки плотницкой, а вот наемные экипажи беспорядочно сгрудились на широком подворье; вот обособленный частный домишко: крохотный, узкий — ни дать ни взять водосточная труба, где может квартировать разве что крыса, а вот группа более вычурных обиталищ. В самом углу этой площади, что носит гордое имя Смит-сквер^{478} (хотя более правомерно было бы назвать ее в честь церкви Святого Иоанна^{479}, которую эта улица опоясывает), располагалось большое старое здание; в начале века его годы были спрятаны под фасадом из светлого кирпича, однако оно всё так же стояло в глубине обнесенного железной решеткой двора, укрытое от непристойных взглядов, подобно человеку, который знал лучшие времена и теперь сочетает свое смирение с воспоминаниями о былом величии, что сохранила его память.

— Здесь я живу, — сказала Сибилла. — Место тихое и прекрасно подходит нам.

Рядом со зданием начинался узкий коридор, который вел в самый густонаселенный из соседних кварталов. Когда Эгремонт открывал калитку во двор, из этого прохода по ступеням поднялся Джерард и направился к дочери и ее спутнику.

Глава седьмая

Когда Джерард и Морли после визита к Эгремонту покинули Олбани, они разделились, и Стивен, которому мы составим компанию, зашагал в сторону Темпла;^{480} он поселился неподалеку оттуда и собирался навестить собрата-журналиста, занимавшего конторское помещение в здании знаменитых адвокатских палат. Проходя под Темпл-Баром^{481}, он заметил дородного господина: тот вышел из кэба с пачкой бумаг в руке и сразу же исчез в арке, в сторону которой Морли направлялся. Господин спускался вниз по галерее и определенно был еще в поле зрения, когда Стивен, который как раз входил в арку, заметил, что тот обронил письмо. Морли окликнул его, но тщетно; тогда, испугавшись, что незнакомец скроется в одном из этих запутанных дворов и таким образом лишится своего письма, он схватил конверт и ринулся вслед за обронившим его человеком, окликая незнакомца так часто, что тот, заподозрив-таки, что он, вероятно, и есть объект этого обращения, остановился и повернул голову. Морли почти машинально взглянул на оборот письма; печать была сломана, а фамилия адресата сразу же привлекла внимание Стивена. Оно предназначалось «Баптисту Хаттону, эсквайру. Иннер-Темпл»^{482}.

— Это письмо, полагаю, адресовано вам, сэр, — сказал Морли, очень пристально разглядывая собеседника, крупного и притом благообразного мужчину; цветущий, аристократичный на вид, внешне он крайне мало напоминал Хаттона, каким Морли его себе представлял, — а ведь Стивен однажды рассуждал, что вообразить его будет нетрудно.

— Сэр, я вам чрезвычайно обязан, — сказал незнакомый господин, — письмо это действительно принадлежит мне, хотя и не мне адресовано. Должно быть, я только что обронил его. Мое имя, сэр, Файербрейс, сэр Вавассур Файербрейс, а письмо это адресовано… м… м… не то чтобы моему адвокату, но одному благородному господину, знатоку своего дела, которого я имею обыкновение посещать довольно часто, можно сказать, ежедневно. Он занят одной важной проблемой, которая меня глубоко интересует. Сэр, я премного вам обязан и надеюсь, что рассеял ваши сомнения.

— О, более чем, сэр Вавассур! — с поклоном ответил Морли, и они разошлись, направившись в разные стороны.

— Ты случаем не знаешь, есть ли в вашей Палате адвокат по фамилии Хаттон? — осведомился Морли у своего приятеля-журналиста, когда по окончании всех их совместных дел ему представилась такая возможность.

— Адвокатов с такой фамилией нет, а вот знаменитый Хаттон обитает именно здесь, — прозвучало в ответ.

— Знаменитый Хаттон! И чем же он знаменит? Я ведь из провинции, не забывай.

— В этом королевстве он породил больше пэров, чем наша милостивая правительница, — ответил журналист. — И после реформы парламента единственная возможность для тори сделаться пэром — это благосклонность Баптиста Хаттона, хотя никому не известно, кто он таков, и никто не может объяснить, чем он занимается.

— Ты говоришь загадками, — сказал Морли. — Хотелось бы разгадать их. Постарайся подстроиться под мои неважнецкие способности.