Сибилла

— Одну минуту, друзья, — сказал Джерард, — если позволите. — И вместе с дочерью проследовал в дом. Он остановился было в прихожей, но Сибилла направилась в их общую спальню, и хотя времени у Джерарда было совсем немного, ему всё же пришлось пойти следом за дочерью. Они вошли в комнату, и Сибилла аккуратно закрыла дверь, а затем, когда Джерард присел, или скорее небрежно оперся на край стола, сказала:

— Мы снова вместе, мой дорогой отец, — и больше ничто не разлучит нас.

Джерард рывком вскочил на ноги, глаза его вспыхнули, лицо разгорелось:

— С тобой что-то случилось, Сибилла!

— Нет. — Она скорбно покачала головой. — Дело не в этом. Кое-что может случиться с тобой.

— Почему же ты так решила, дитя мое? — осведомился отец; он уже вернулся к обычному для него спокойному добродушию и слова эти произнес в своей обычной манере — мягко, размеренно, едва ли не нараспев.

— Тебе угрожает опасность, — сказала Сибилла, — серьезная и неминуемая. Сейчас не имеет значения, почему я так уверена в этом: я не держу секретов, но времени для разъяснений нет. Правительство нанесет удар по Конвенту: всё уже решено. Эти волнения в Бирмингеме стали точкой кипения. Местные предводители уже арестованы; теперь власти возьмутся за тех, кто остается в Лондоне и притом состоит в открытой переписке с лидерами Конвента.

— Чтобы арестовать всех, кто состоит в переписке с Конвентом, — сказал Джерард, — им придется немало попотеть.

— Верно, но ведь ты занимаешь руководящий пост, — сказала Сибилла. — С тебя-то они и начнут.

— Уж не считаешь ли ты, что мне нужно прятаться, — произнес Джерард, — только потому, что происходит нечто помимо болтовни?

— Помимо болтовни! — воскликнула Сибилла. — Ах, отец, что за помыслы у тебя! Быть может, слова уже не в силах спасти нас, вот только ничтожные поступки куда бесполезнее слов.

— А вот я не считаю, что эти поступки такие уж и ничтожные, пусть я и не имею к ним отношения, — возразил Джерард. — Их хваленая полиция разбита всего лишь одним порывом стихийной толпы. А что, если бы выступление не было единичным? Что, если бы люди были подготовлены?

— А что, если бы всё переменилось и пошло совсем наоборот? — сказала Сибилла. — Люди не подготовлены; действия их ни за что не будут — да и не могут быть — слаженными и последовательными; то, во что ты ввязался, — это мятеж, а не революция, и ты не принесешь себя в жертву, а попросту станешь ею.

Кажется, Джерард задумался, но обеспокоен не был; немного помолчав, он сказал:

— Мы не должны впадать в панику из-за пары арестов, Сибилла. Это спонтанные выходки правительства, которое хочет нас напугать, меж тем как само боится. Ни я, ни кто-либо из наших не планировал этого выступления в Бирмингеме. Это случайность. Ни один из нас не был готов к ней. Но из таких вот случайностей вырастают великие дела. Вот смотри, полиция разбита, войска деморализованы — и всё это, заметь, происходит без подготовки и в конкретном месте. Я так же, как и ты, против ничтожных поступков и, чтобы доказать тебе это, скажу: в ту самую минуту, когда ты пришла, мы обсуждали меры, которые следует принять, чтобы впредь такое не повторилось. Больше не будет пустых слов, равно как и ничтожных поступков. — С этими словами Джерард направился к выходу.

Сибилла кротко подошла к отцу, взяла его за руку, словно желая попрощаться, и на секунду удержала ее, настойчиво глядя ему в глаза строгим и ласковым взором. Затем обвила его шею руками и, прижавшись щекой к отцовской груди, прошептала:

— Ах, отец, твое дитя ужасно печалится!

— Сибилла! — с мягким упреком воскликнул Джерард. — Это женская слабость, я люблю ее — но разделять не должен.

— Может, это и по-женски, — подняла голову Сибилла, — но это разумно, ибо чему же еще нас печалить, если не чувству неминуемой и к тому же неведомой опасности?

— Да откуда взялась эта опасность? — спросил Джерард.

— А откуда секреты? — парировала Сибилла. — Почему ты всё время погружен в мрачные мысли, почему они одолевают тебя, отец? Вовсе не груз работы, как ты, вероятно, ответишь, явился причиной перемены в твоем характере, таком открытом и даже беспечном. Бремя твоих нынешних забот не так уж и велико, да и разве сопоставимо оно с тем, какое досталось тебе на ранних порах твоего предводительства, когда взоры всего королевства были устремлены на тебя и ты поддерживал связь с каждым его уголком. Как часто ты говорил мне, что не существует такого дела, которое ты мог бы назвать утомительным? А теперь все вы разрозненны, разобщены: никаких обсуждений, никаких комитетов, скудная переписка; сам же ты вечно в своих хлопотах, а еще — на каких-то тайных собраниях, с людьми, которые, как мне известно, — по крайней мере, так мне сказал Стивен, — проповедуют жестокость; иные из них, возможно, ограничиваются проповедями и не собираются претворять их в жизнь; только всё равно это скверно: они могут оказаться изменниками или, в лучшем случае, безрассудными людьми.