Сибилла

— Знаешь, Джим, — сказало юное дарование лет четырнадцати, вытягиваясь на газоне, — жалко мне эту кучерню: сидят на своих козлах всю ночь напролет да ждут этих вельмож, которые там пляшут. Нету им роздыху.

— Зато портер есть, — ответствовал его приятель, более спокойная натура (ибо он обладал дополнительным преимуществом в год или два по части жизненного опыта), — дуют круженцию по-братски да всяк в свой черед, а ежели кличут их, так факельщик^{559}, какого они нанимают за деньги, что есть мочи орет: «Здесь!» Вот так своих дяденек за нос и водят.

— Как по мне, Джим, было бы здорово таким факельщиком устроиться, — сказал тот, что помоложе.

— Славно, кабы тебе выгорело, — прозвучало в ответ. — Работенка такая — проще только креститься; ее всякий ищет, когда в жизнь выходит, да больно уж скоро видит, что не ладится ничего, ежели не подмазать. Эти за свое крепко держатся, никого и близко не подпускают, если только малый не похлопочет как следует да угощенье им не выставит.

— Хотел бы знать, что у этих вельмож на ужин, — задумчиво произнес младший. — Наверняка целая гора почек.

— О нет, на этих вечеринках здесь в эту пору подают сладкое: вино со сливками — только держись! А еще — «пасть дракона»^{560}, да такая, что прислуга бледнеет.

— Я была бы благодарна вам, сэр, если б вы не наваливались на моего малыша, — сказала вдова. Рядом с ней посапывали во сне еще трое детишек, а тот, о котором она говорила, самый младший, был закутан в единственную ее шаль.

— Мадам, — ответил тот, к кому она обращалась, на сносном английском, но с заметным акцентом, — я вставал на бивак во многих странах, но с таким юным товарищем — никогда; приношу тысячу извинений.

— Сэр, вы очень любезны. Эти теплые ночи — истинная благодать, но я совершенно не знаю, что мы будем делать, когда придет пора листопада.

— Не думайте о завтрашнем дне, — сказал иностранец, который был поляком и еще мальчишкой служил под жарким солнцем Полуострова в армии Сульта^{561} и воевал против Дибича^{562} на берегах ледяной Вислы^{563}. — Он несет множество перемен. — И, расправив под собой плащ, только сегодня выкупленный им из залога, он отдался во власть сна с той самой легкостью, что нередко встречается среди военных.

Тут вспыхнула шумная ссора: две девицы затеяли драку, осыпая друг друга бранью; немедленно появился какой-то мужчина и, отчитав, растащил их.

— Я ночной лорд-мэр, — заявил он, — и не потерплю здесь никаких потасовок. Из-за таких, как вы, судьи и грозятся нас разогнать.

Как видно, ему обычно подчинялись, и девицы утихли; впрочем, они уже потревожили спящего мужчину, который приподнялся, посмотрел вокруг и с испуганным видом спросил:

— Где это я? Что это всё такое?

— А, пустяки, — ответил старший из двух пареньков, на которых мы обратили внимание в первую очередь, — всего лишь пара непутевых девок, которые свистнули часы у какого-то мужика, что нализался да и уснул под деревьями где-то между нами и Кинсингтоном^{564}.

— Лучше бы они меня не будили, — проворчал проснувшийся мужчина. — Я с утра от самого Стоукенчёрча^{565} сюда топал, — а это ведь миль сорок[35] будет! — узнать, не найдется ли для меня какой работы, здесь же и спать завалился, совсем без ужина. Хвала Господу, если я не увижу во сне румяный свиной окорок.

— Мне нынче тоже не повезло, — ответил парень. — Так и не сумел ни одному джентльмену коня подержать, вот ей-богу, разве только однажды, у Палаты общин, да и этот протомил меня два часа, а когда вышел — пообещал, что в следующий раз уж точно отблагодарит. Я сегодня и не ел ничего, разве что немного мясных обрезков (ну знаешь, ими еще кошек прикармливают) да картофелину холодную, какую мне кэбмен дал; зато у меня табачок жевательный есть, так что, если ты совсем на мели, так уж и быть, отсыплю половину.

Тем временем лорд Валентайн и принцесса Стефания Ойрасбергская^{566}, а также несколько их знакомых, равных достоинством этой паре, танцевали новую мазурку перед восхищенной публикой в Делорейн-Хаус. Бал проходил в скульптурной зале, залитой в этот вечер ослепительным сиянием «русского света»^{567}, который рассеивался по всей великолепной комнате и был специально приспособлен для того, чтобы еще лучше подчеркнуть силуэты мраморных воплощений красоты и изящества, расставленных по периметру.

— Где Арабелла? — осведомился лорд Марни у своей матери. — Я хочу представить ей юного Хантингфорда. Он может оказаться мне очень полезен, но до того меня утомляет, что я положительно не могу с ним разговаривать. Я хочу представить его Арабелле.

— Арабелла в голубой гостиной. Я буквально только что видела ее в компании мистера Джермина и Чарльза. Граф Судриявский обучает их русским фокусам.

— Какое мне дело до русских фокусов? Она должна занимать беседой юного Хантингфорда; всё зависит от того, будет ли он сотрудничать со мной против этой вездесущей железнодорожной ветки; они отказываются покрывать убытки, а я не желаю, чтобы мое имение резали на куски, если убытки не будут компенсированы.