Сибилла

— Дорогая моя леди Делорейн! — сказала леди де Моубрей. — Как же прекрасна ваша зала сегодня вечером! Нет никаких сомнений: ни одно место в Лондоне не освещается так хорошо.

— Лучшее украшение залы — ее гости. Как же прекрасна леди Джоан; я просто очарована ею!

— Вы так считаете?

— Определенно.

— Я бы хотела… — И леди де Моубрей с улыбкой вздохнула. — Что вы думаете о мистере Маунтчесни?

— Все восхищаются им.

— Так говорят и остальные, но…

— И что же вы думаете по поводу Дешвиль, Фитц? — спросил мистер Бернерс лорда Фитц-Херона. — Я видел, вы с ней танцевали.

— Я ее на дух не выношу: она стремится быть естественной, а на деле всего лишь груба; путает непристойность с невинностью; говорит всё, что придет в голову, и считает себя забавной, а на деле она ветрена — и не более того.

— Как же замечательно, — сказала леди Джоан мистеру Маунтчесни.

— Когда вы здесь, — прошептал он.

— И всё-таки бал в галерее искусств, по моему мнению, не говорит о хорошем вкусе. Мысли, которые навевает скульптура, не соответствуют духу веселого праздника. Если ей что и свойственно, так это покой. Вы не находите?

— Безусловно, — кивнул мистер Маунтчесни. — На Рождество мы были на балу в Мэтфилдской галерее^{568}, и я всё время думал, что эта галерея — не место для танцев; она слишком длинная и узкая.

Леди Джоан посмотрела на него, и губы ее немного скривились.

— Интересно, продал ли Валентайн свою гнедую коренастую лошадь, — сказал лорд Милфорд лорду Юджину де Веру.

— Интересно, — согласился лорд Юджин.

— Я хочу, чтобы вы спросили его об этом, Юджин, — сказал лорд Милфорд. — Вы же понимаете, я не желаю, чтобы он узнал о моих видах на нее.

— Какая же это тоска — задавать вопросы, — вздохнул лорд Юджин.

— Так мы побеждаем в Чичестере?^{569} — спросила леди Файербрейс у леди Сент-Джулианс.

— Ах! Никогда больше не говорите со мной о Палате общин, — ответила та с нарочитым отчаянием. — Какой смысл в единичных победах? Это может занять годы. Лорд Протокол говорит, что «одной достаточно». Ямайское дело действительно привело к тому, что позиции наших противников сильно упрочились.

— Я не отчаиваюсь, — сказала леди Файербрейс. — Беспрекословная преданность герцога Фитц-Аквитанского — великое дело. Она обеспечит нам победу в северном избирательном округе в случае роспуска парламента.

— Лет, скажем так, через пять, дорогая моя леди Файербрейс. Страна уже будет разорена к этому времени.

— Посмотрим. Между леди Джоан и мистером Маунтчесни уже всё решено?

— Нет ни малейшего основания так считать. Леди Джоан необычайно разумная девушка, к тому же совершенно очаровательная особа и мой близкий друг. Она не спешит выходить замуж, и правильно делает. Если бы Фредерик и в самом деле чуть потверже стоял на ногах! Впрочем, ничто не заставило бы меня дать согласие на этот брак, не будь я уверена, что она достойна моего мальчика.

— Вы такая замечательная мать, — воскликнула леди Файербрейс, — и такой замечательный друг! Рада слышать, что все эти слухи насчет мистера Маунтчесни оказались неправдой.

— Если бы вы только могли мне помочь, дорогая моя леди Файербрейс, положить конец этой истории между Фредериком и леди Валлингтон! Всё это так глупо и вызывает столько разговоров; а ведь в глубине души он любит и леди Джоан, вот только едва ли осознаёт это.

— Мы должны всё устроить, — сказала леди Файербрейс с видом обнадеживающей загадочности.

— Прошу вас, моя дорогая: поговорите с ним, он крайне зависим от вашего мнения. Скажите, что над ним все смеются, и какую-нибудь другую безделицу, которая придет вам на ум.

— Я сейчас подойду, — сказала леди Марни своему мужу, — только позволь мне досмотреть.

— Хорошо, тогда я сам приведу Хантингфорда сюда. Не забудь хорошенько его разговорить; возьми его под руку и проводи вниз к ужину, если сможешь. Он очень милый толковый паренек и очень тебе понравится, я уверен; поначалу он будет немного робеть, впрочем, его нужно всего-навсего слегка расшевелить.

Вот так ловкое описание одного из самых незрелых и даже не зреющих юнцов, что когда-либо выходили в свет с сорока тысячами годового дохода! Все искали расположения этого мальчика, и притом с таким откровенным лукавством, что любой знак внимания немедленно настораживал его.

— Этот ужасный лорд Хантингфорд! — воскликнула леди Марни.

— Мы с Джермином вмешаемся, — пообещал Эгремонт, — и поможем вам.

— Нет-нет, — покачала головой леди Марни. — Я должна разобраться сама.

В эту минуту к ним подошел камердинер и, отведя Эгремонта в сторону, негромко сообщил:

— Прибыл ваш слуга, мистер Эгремонт; он хочет незамедлительно видеть вас.

— Мой слуга! Незамедлительно! Что еще, черт возьми, приключилось? Надеюсь, не пожар в Олбани? — И Эгремонт вышел из зала.

В прихожей он разглядел в толпе ливрейных лакеев своего слугу, который немедленно вышел вперед.

— Швейцар принес это письмо, сэр, и я подумал, что будет лучше, если я сразу же доставлю его вам.