Сибилла

Прошло пять лет с начала нашей истории, и они, пожалуй, заметно сказались на характере брата лорда Марни. Он стал (особенно в последние два-три года) молчалив и сдержан; редко выходил в свет; даже компания некогда близких друзей перестала его привлекать; он был по-настоящему сломлен. Произошедшую в нем перемену заметили все, но лишь мать и невестка со всей проницательностью пытались узнать, что послужило ее причиной — и только вздыхали над тщетностью своих усилий. Покиньте свет — и свет о вас забудет; так имя Эгремонта вскоре перестало упоминаться в блистательных салонах, украшением которых он когда-то являлся, — чего не скажешь о сенсациях, производимых его впечатляющими речами в Палате общин, что заставляло старых товарищей Чарльза вспоминать чудесные часы, проведенные в его обществе, и строить догадки, отчего он теперь нигде не бывает.

— Наверно, светская жизнь наводит на него тоску, — решил лорд Юджин де Вер. — Уверяю вас, на меня тоже. Но что тут поделаешь? Я ведь не член парламента, как Эгремонт. Видимо, в конце концов, дело в этом: я перепробовал всё остальное, и всё остальное — сплошная тоска.

— По-моему, стоит последовать примеру Альфреда Маунтчесни и жениться, — заметил лорд Милфорд.

— Какой смысл жениться, если не женишься на богатой? А в наши дни наследницы не хотят замуж. Что может быть неестественней! Одно уже это способно привести к революции. Пожалуй, Альфред единственный из нас, кто выстрелил — и не промахнулся.

— А вот со мной эта Фитц-Уорен вела себя до крайности беспринципно, — заметил лорд Милфорд, — всегда принимала мои букеты, а однажды даже заставила написать пару стихов.

— Боже милостивый! — воскликнул лорд Юджин. — Хотел бы я их прочесть! Что за тоска, должно быть, писать стихи!

— Я только позаимствовал их из альбома Мины Блейк, но отправил, переписав своей рукой.

Причиной подавленности Эгремонта было неразделенное чувство — тайная пружина большинства меланхолических настроений. Он любил — и любил понапрасну. Убежденность, что его страстное, пусть и безнадежное, чувство не было отвергнуто, угнетала его еще больше, ведь тем сильнее досада, чем больше шансов добиться взаимности. Он ни разу не видел Сибиллу с того самого утра, когда оставил ее на Смит-сквер, как раз накануне ее отъезда на север. В том же году состоялся выездной суд над ее отцом: он был признан виновным и приговорен к восемнадцати месяцам заточения в Йоркском замке;^{599} вмешательство Эгремонта — как в Палате общин, так и в правительстве — спасло Джерарда: его не стали селить к уголовным преступникам, чем ему на первых порах угрожали и от чего этого человека как политического заключенного, несомненно, следовало избавить. Во время этих прений Эгремонт и Сибилла вели недолгую переписку, которую Чарльз с радостью бы продолжал и поддерживал, но она всё-таки исчерпала себя по окончании судебного процесса. Сибилла благодаря содействию Урсулы Траффорд жила в Йоркской обители, пока длилось тюремное заключение Джерарда, и каждый день навещала отца.

Стремление принять постриг, некогда свойственное Сибилле, разумеется, угасло. Вероятно, жизненный опыт убедил ее в значимости исполнения мирских обязанностей. Отец никогда не противился желанию дочери уйти в монастырь, но и никогда этого желания не поощрял; теперь же он еще сильнее нуждался в ее заботе и имел куда больше причин на эту заботу претендовать. Он прошел через тяжкие испытания и встретился с ударами злой судьбы. Сибилла смотрела на отца, и хотя осанка его была по-прежнему благородна и тверда, а лицо всё еще демонстрировало единство прямоты и решимости, которым он отличался когда-то, девушка не могла утаивать от себя самой, что различала на этом лице следы губительного влияния, причиной которого было отнюдь не время. Полтора года тюремного заключения до основания разрушили организм человека, рожденного действовать и всегда избегавшего любых проявлений сидячего образа жизни. Крушение великих надежд внесло разлад и смятение даже в его добрую благородную душу. Он нуждался в утешении и заботе — и Сибилла решила: если участие и любовь смогут облегчить существование ее отца, которое в противном случае станет для него горько, то пусть хотя бы эти две святые добродетели неотлучно сопутствуют его жизни.