— А теперь об этих делегациях, — рассуждал сам с собою джентльмен с Даунинг-стрит. — Больше всего на свете я не люблю делегации. Мне безразлично, сколько времени отнимает у меня работа в Кабинете или в Палате; это настоящая деятельность: механизм приходит в движение. Но принимать какую-нибудь делегацию — это всё равно, что печатать шаг на месте: пыль столбом и никакого прогресса. Выслушивать их мнения! Будто их мнения не были мне известны еще до того, как они начали о них говорить! И напускать на себя почтительно-беспристрастный вид, пока они разглагольствуют об этих изживших себя или не применимых на деле системах! Если бы я в определенный решающий момент, хорошо выверенный на практике, не давал им понять, что их доводы начинают постепенно овладевать моим разумом, то, уверен, эти господа говорили бы без умолку. Нет, я никоим образом не могу принять этих людей. Нужно поручить их Плутни{592}
… — И джентльмен с Даунинг-стрит позвонил в колокольчик. — Вот что, мистер Плутни, — вновь заговорил он, когда к нему вошел этот верный чиновник, — сегодня, как я понимаю, прибудут делегации. Вы должны их принять, поскольку я отправляюсь в Виндзор. Что они из себя представляют?— Только две из них, сэр, могут доставить какие-то хлопоты. С остальными я в два счета управлюсь.
— А с этими двумя?
— Прежде всего, там наш приятель полковник В дупель{593}
с депутатами от графства Нетельшир{594} и еще делегация фермеров-арендаторов.— Пф!
— Этим следует уделить внимание. Они твердо заявили о том, что определенно больше не смогут отдавать свои голоса правительству, если Казначейство не поможет им удовлетворить запросы избирателей.
— И чего же они хотят?
— Вот список претензий: высокие налоги и низкие цены (мягкие попытки упрекнуть и тонкие намеки на то, что друзья их бросили); польское зерно, гольштейнский скот{595}
и британский подоходный налог{596}.— Ну тут-то вы знаете, что говорить, — произнес джентльмен с Даунинг-стрит. — Поведайте им в общих чертах, что они порядком заблуждаются; докажите им, в частности, что моей единственной целью было сделать протекцию более протективной, привнеся в нее целесообразность и оградив от излишней недоброжелательности; что никакое заграничное зерно не появится здесь по цене в пятьдесят пять шиллингов; что во всём Гольштейне не хватит скота, чтобы покрыть ежедневную потребность завсегдатаев прихода Панкратия{597}
в бифштексах; что же касается подоходного налога, вместо него им уготована щедрая компенсация в виде сокращенного прожиточного минимума благодаря утверждению тех самых цен, на которые они столь легкомысленно жалуются.— «Сокращенного прожиточного минимума»! — повторил немного сбитый с толку мистер Плутни. — А разве подобное утверждение, осмелюсь предположить, не пойдет немного вразрез с моим более ранним заявлением о том, что мы условились не допускать никакого снижения цен?
— Ни в коей мере; ваше предыдущее заявление конечно же верно, но вместе с тем вы должны убедить их в необходимости единства взглядов для формирования мнения по отдельным вопросам. Вот, к примеру, джентльмен с пятью тысячами фунтов годовой прибыли платит подоходный налог — который, кстати, всегда называют налогом на собственность, — по сто пятьдесят фунтов в год. Так вот, я существенно сократил пошлины на восемьсот видов товаров. Расходы на потребление каждого из таких товаров хозяйством с годовым доходом в пять тысяч фунтов составляют ежегодно не менее одного фунта за товар. Цена не может быть снижена менее чем наполовину; следовательно, имеет место экономия четырехсот фунтов ежегодно, что в сопоставлении с издержками на уплату подоходного налога дает чистое увеличение прибыли на двести пятьдесят фунтов в год; таким образом, как вы видите, подоходный налог фактически увеличивает доходы.
— Понятно, — произнес мистер Плутни, и его глаза загорелись восторгом. — А что мне сказать делегатам-мануфактурщикам из Моубрея, которые жалуются на жуткий застой в торговле и общую нехватку денег для оплаты труда?