Сибилла

В половине седьмого звон станционного колокола возвестил, что поезд на подходе; несколько минут спустя Красавчик Мик поспешил к главе ближайшей к нему группы, сказал ему несколько слов, в то же мгновение последовал сигнал — и зазвучал гимн. И все подхватили его, точь-в-точь как колокольни большого города, которые в ночной тишине подхватывают весть о наступлении нового часа: один за другим раздавались могучие голоса, и так до тех пор, пока все они не слились в единое море звука, огромное и волнующееся. Уорнер и еще несколько человек приветствовали Джерарда и Морли, после чего усадили их, совершенно не готовых к такому приему, в открытый экипаж, запряженный четверкой белых лошадей. Было приказано обойтись без приветствий и хаотичных криков. Звучал только гимн. Когда экипаж проезжал мимо очередной группы рабочих, она следовала за ним, образуя процессию; таким образом все могли видеть избранного ими предводителя, который с гордостью созерцал великое множество тех, кто с таким воодушевлением признавал его главенство и независимость.

Бесчисленная толпа, величественная мелодия, поразительная организация, простая, но всё же чрезвычайно торжественная встреча, эта наглядная презентация великого общего дела, которому Сибилла была верна по тем причинам, что в равной степени отвечали доводам разума, пленяли воображение и возвышали душу, восхищение отцом, которое теперь в полной мере подкреплялось народной любовью, — и всё это в сочетании с недавним периодом ее жизни, столь щедрым на странные и мучительные происшествия, оказалось сильнее девушки. Слезы стекали у нее по щекам, пока экипаж увозил отца, меж тем как сама она оставалась под присмотром того, кто был неизвестен в Моубрее, однако сопровождал ее по пути из Лондона, — то есть человека по имени Хаттон.

Свет заходящего солнца разливался по Вересковой Пустоши, когда Джерард добрался туда, и Друидов Алтарь, как и окружавшие его огромные валуны, ослепительно блестел в лучах заката.

Глава одиннадцатая

Ночью того же дня, когда Джерард вернулся в Моубрей, Морли, предоставивший ему и Сибилле свой домик в долине, находился в редакции своей газеты «Моубрейская фаланга», где он теперь квартировал. Он был один в своем кабинете — писал, периодически вставая с места и прохаживаясь по комнате, когда кто-то постучал в дверь. Получив разрешение войти, появился Хаттон.

— Боюсь, я отрываю вас от статьи, — сказал гость.

— Нисколько: рабочий день еще нескоро наступит. Очень рад вас видеть.

— Моя резиденция не слишком гостеприимна, — продолжал Хаттон. — Просто удивительно, до чего ужасно жилье, которым тебя обеспечивают в этих крупных промышленных городах. Я всегда считал, что коммивояжер по природе своей нуждается в уюте, чтобы не сказать в роскоши, — а здесь всё так жалко и никчемно. Да и вино отвратительное. Вот я и решил, что следует пойти и осчастливить вас своей назойливостью. Не очень-то справедливо с моей стороны.

— Вы не могли доставить мне большего удовольствия. Я скорее от душевного возбуждения, чем по необходимости, набрасывал на бумаге кое-какие мысли. Но отголоски вчерашнего дня еще звучат у меня в ушах.

— То еще было зрелище!

— Согласен; вы же понимаете, сколь велики эти народные толпы, которые признали примат Моральной Силы, — сказал Стивен. — Зрелище было величественным, а вот результаты, к которым непременно приведут подобные общественные настроения, окажутся и вовсе грандиозны.

— Это, должно быть, невероятно лестно для нашего друга.

— Поможет ему в дальнейшей работе, — заметил Морли.

— И послужит утешением в тюрьме, — прибавил Хаттон.

— Думаете, дойдет до этого? — осведомился Морли.

— Похоже на то, но ситуация может измениться.

— Что же может ее изменить?

— Время и случай — они меняют всё.

— Время приведет к судебному разбирательству на выездной сессии в Йорке^{585}, — задумчиво произнес Морли. — Что же касается случая, скажу откровенно: будущее представляется мне мрачным. Что может произойти с Джерардом?

— Возможно, он выиграет дело о правах, — серьезным тоном сказал Хаттон, откинувшись в кресле и вытянув ноги. — Это также можно попробовать сделать в Йорке, на выездной сессии суда.

— Его дело о правах! Я считал, что это уловка, обыкновенный тактический ход, чтобы сохранить надежду на получение земли.

— Я уверен, что землю можно отсудить, — очень спокойно ответил Хаттон.

— Отсудить!

— Именно. Замок и поместье Моубреев, а также половину соседних имений, не говоря уже об этом славном городке. Люди готовы стать вассалами Джерарда; он должен отказаться от равенства и удовольствоваться тем, что будет народным властителем.

— Вы шутите, друг мой.

— Значит, я говорю правду в шутливой форме; иногда, знаете ли, такое случается.

— Что вы имеете в виду? — сказал Морли, поднявшись и направляясь к Хаттону. — Я неоднократно замечал, что вы любите острое словцо, но мне также известно, что вы никогда и ничего не говорите впустую. Скажите, что вы имеете в виду?