Сибилла

Бойкий официант, заметив вошедших посетителей, сразу же подлетел к Джерарду и его приятелю, рассыпаясь в щедрых предложениях, полных необычайного радушия: он уверял своих гостей, что им страсть как хочется выпить чего-нибудь освежающего, что они изнемогают от голода и жажды, и уж если и впрямь не голодны, то им обязательно следует чего-нибудь выпить для аппетита, а ежели они не хотят хорошенько набраться, то стоит перекусить, чтобы подобное желание появилось. В самый разгар этого смущающего обслуживания к ним подошел хозяин трактира — он-то и оттеснил официанта в сторону:

— А ну-ка бегом наверх! Там два американских господина из Лоуэлла^{282} голосят наперебой, мол, подавай им какой-то вишневый коблер;^{283} понятия не имею, что это такое; принеси им из бара нашу смесь; а станут брюзжать, скажи, что это «моубрейская хлопушка» — не прогадаешь! Громкое название, мистер Морли, — вот что самое главное! На одном слове «Храм» я сколотил состояние! Назови я его «Салун» — и не видать мне публики как своих ушей, да и магистрат наверняка не стал бы лицензию выписывать.

Автором этих слов был дородный человек, уже оставивший зрелость позади, но притом проворный, как Арлекин^{284}. Его ухоженное лицо было учтивым и добродушным, хотя в нем проглядывало нечто лукавое. Одет он был как старший дворецкий в Лондонской Таверне;^{285} был столь же степенен, как и его белый жилет и черные шелковые чулки, педантичен, точь-в-точь как его застежки с пряжками на коленях, и роскошен — под стать своей бриллиантовой булавке. Именно в таком виде он, можно сказать, совершал служение в «Храме».

— Ваша супруга сообщила, что нам следует искать вас здесь, — сказал Стивен, — и что вы изволили нас видеть.

— Мне и в самом деле есть что рассказать, — ответил трактирщик, прикладывая палец к носу. — И я тешу себя надеждой, что мои сведения хоть кому-то нужны в этой части мира. Присаживайтесь, мастер Джерард, вот столик. Чего изволите? Стаканчик «моубрейской хлопушки»? Лучше не бывает: рецепт хранится в нашей семье уже пятьдесят лет. Мистер Морли, я думаю, не составит нам компанию. Кажется, вы сказали «чашку чаю», мистер Морли? Воды, только воды; что ж, необычно. Эй, парень, подъем! Слышишь, что говорят? Нужна вода, стакан воды для секретаря Моубрейского общества Умеренности и Трезвости. Прямо песня! Люблю именитых гостей. Чеши!

— Значит, вы можете нам что-то сообщить насчет этого…

— Одну минуту, — воскликнул трактирщик и ринулся прочь из комнаты; он с поразительной сноровкой миновал лабиринт столиков, не доставив при этом ни малейшего неудобства тем, кто за ними сидел. — Прошу меня извинить, мистер Морли, — произнес он и снова юркнул в свое кресло, — но я заметил, как один из тех американских джентльменов размахивает перед официантом своим охотничьим тесаком; назвал его полковником; мигом успокоил: человеку его звания, да затевать потасовку с прислугой — о нет, и помыслить нельзя! Никаких скандалов: лицензия под угрозой!

— Итак, вы говорили… — сказал Морли.

— Ах да, тот парень, Хаттон. Прекрасно его помню: лет двадцать, а может, и девятнадцать, как он свинтил отсюда. Шальная голова; жил невесть на что; одну воду пил — притом ни слова о трезвости и умеренности, что и вовсе непростительно. Прошу меня извинить, мистер Морли, без обид, ладно? Не выношу таких причуд, ведь в приличном обществе если не пьют, так произносят речи, снимают комнаты: это способствует делу.

— Так что же Хаттон? — спросил Джерард.

— Да! Шальная голова; раз одолжил ему фунтовую бумажку — больше ее в глаза не видел; постоянно о ней вспоминаю: это была моя последняя фунтовая бумажка. Он взамен предложил старую книгу; мне такое ни к чему, взял для жены китайскую вазу. Он держал лавку с разными диковинками, колесил по стране, собирал старинные книги и охотился за старинными памятниками; называл себя антикваром; шальная он голова, этот твой Хаттон.

— И что вы слышали о нем с тех пор? — нетерпеливо спросил Джерард.

— Ни словечка, — сказал трактирщик, — и не знаю никого, кто бы слышал хоть что-то.

— А я-то думал, что вы хотели нам про него рассказать, — сказал Стивен.

— Так и есть! Могу навести вас на след, который приведет к нему и всё такое. Не я ли прожил в Моубрее пятьдесят лет, с самого детства? Я его еще деревней видел, теперь же это — громадный город, в котором полным-полно первосортных организаций и заведений, вроде этого, — прибавил хозяин, обводя «Храм» взглядом, полным самодовольного восхищения. — Так неужели я прожил здесь все эти годы, растратив их на пустые разговоры с людьми?

— Что ж, мы все — внимание, — улыбнулся Джерард.

— Тс-с! — цыкнул трактирщик: зазвенел колокольчик, и он спрыгнул с кресла. — Итак, дамы и господа, с вашего позволения — если все наконец умолкнут — прозвучит песня в исполнении польской Панночки. По-английски синьора поет, словно пела так сызмальства. — И занавес поднялся под аккомпанемент приглушенных голосов, негромкий стук ножей и вилок и позвякивание бокалов.