Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Такой системы Всеволожской держался во все время нашей совместной службы. Органическое отвращение Ивана Александровича от сообщения беседующему с ним лицу чего-нибудь неприятного заставляло его изыскивать пути в противоположном направлении. Это приводило его иногда даже к отклонению от его обычной тактичности. Приведу такой случай, лично задевавший меня. В 1899 году, когда я занимал уже должность управляющего делами Дирекции, при подчинении непосредственно мне всего московского театрального управления, на должность управляющего Московской конторой театров вместо П. М. Пчельникова был назначен В. А. Теляковский. К этому назначению Всеволожской отнесся неблагоприятно. Вскоре после того, при свидании со мной, директор говорит мне: «Был у меня Теляковский… являлся… Впечатление неважное, видимо, карьерист. Все говорит о своем знакомстве с Фредериксом. Большое самомнение и самоуверенность… хорошего не предвижу… Я, знаете, спросил его: „Может быть, вас, Владимир Аркадьевич, не устраивает, что над вами поставлен Владимир Петрович?“ Теляковский мне ответил: „О нет! Погожев для меня очень полезен как опытный руководитель“».

Всеволожской, вероятно, хотел сказать мне приятное сведение и вдруг остановился, сконфузился, как бы только что оценив значение заданного Теляковскому вопроса. У меня промелькнуло желание спросить директора, что бы он ответил Теляковскому, если бы он сказал, что Погожев его стесняет. Но я воздержался, а Всеволожской, уяснив себе бестактность поставленного Теляковскому вопроса, поспешил перевести разговор на другую тему.

Всеволожской располагал очень ограниченными материальными средствами. Главную долю этих средств составлял девятитысячный оклад директора. Осколки уральских богатств рода Всеволожских хотя и определялись десятками тысяч десятин, благодаря непрактичности Ивана Александровича были им проданы за бесценок. Оставалось лишь небольшое имение в Ряжском уезде Рязанской губернии Алёшня, не приносившее никакого дохода. Полное отсутствие хозяйственных и экономических способностей заставляло Ивана Александровича избегать больших затрат и вести скромную жизнь. Тем не менее в его положении он должен был держать лошадей и большой штат прислуги. Один раз в год он давал бал для своих двух дочерей. На него съезжался весь петербургский бомонд, заполняя площадь перед домом вереницами карет.

Жена Всеволожского Екатерина Дмитриевна была женщина очень умная, сдержанная, властная. Она умела держать весь дом в порядке. В служебные дела мужа она никогда не вмешивалась. Впоследствии уже, около 1906 года, Всеволожской в разговоре со мной вспоминал характер и особенности жен обоих управляющих Московской конторой театров: Полины Петровны Пчельниковой и Гурли Логиновны Теляковской. Они проявляли живое, но крайне вредное и пристрастное участие в театральных делах. Полина Петровна собирала и на свой лад истолковывала служебные сплетни и путала распоряжения мужа. Гурли Логиновна, мнившая себя художницей, учредила в театральной среде небывалый ранее шпионаж и доносы, а рядом с тем авторитетно диктовала мужу свои решения. Упомянув об этих свойствах начальниковых жен, Иван Александрович сказал мне с большим удовлетворением: «Какое счастье, Владимир Петрович, что наши с вами жены не путались, подобно Полине и Гурли, в театральные служебные дела!»

В житейских и деловых сношениях Всеволожской должен быть по совести аттестован как человек безусловно добрый, во всех отношениях доброжелательный, умный, талантливый и всем доступный. Он был человек честный и истинно бескорыстный, но не всегда и не везде беспристрастный. В сфере служебной, именно в театральной деятельности, он представлял собою оригинальное явление раздвоенности. В этой области, строго говоря, одновременно существовали два директора театров. А именно: первый Всеволожской – активный и авторитетный командующий репертуаром, артистами и казовой стороной постановочной части. Другой Всеволожской, напротив, пассивный добряк, охотно передоверяющий администрацию и хозяйство в руки людей, признаваемых им компетентными, на добросовестность которых он может положиться.

Всеволожской первого типа жил в непрестанном опасении трех обстоятельств. Во-первых, возможности поступить несоответственно желанию или вкусам высоких особ и двора. Во-вторых, страха какого-либо, хотя бы незначительного, нарушения существующих законов и постановлений, и в-третьих, боязни дефицита – передержки в расходном бюджете. На этой же боязни лишних передержек лица, ответственные за бюджет, во главе со мной, строили всю систему сдерживания директора в расточительной роскоши в постановках пьес. Грозная цифра нехватки в отдельных статьях расходного бюджета, предъявленная Всеволожскому, успешно тормозила излишества фантазии его в монтировках.