Читаем Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время полностью

В отношении служебной обрядности, формальности и этикета Всеволожской был педантичен. В театр на спектакли он всегда приезжал в вицмундире. При приезде в театр царя всегда встречал его у входа на лестницу в царскую ложу. После каждого антракта он докладывал Государю о том, что сцена готова, и испрашивал разрешение на подъем передней занавеси. То же самое он рекомендовал делать и мне, когда он отсутствовал.

Всеволожской не грешил хвастливостью и самодовольством. Зачастую подсмеиваясь над «белой костью»[122], он тем не менее признавал преимущества породы. Скромность, однако, не мешала Ивану Александровичу высоко расценивать свою особу и в происхождении, и в служебной репутации. В начале [1]900-х годов, после назначения директором театров В. А. Теляковского, великий князь Владимир Александрович, встретив как-то Всеволожского, спросил его: «Что вы скажете, Иван Александрович, по поводу назначения Теляковского директором?» Всеволожской, нимало не задумавшись, ответил: «Я полагаю, ваше высочество, что я ответил бы то, что сказал бы Людовик XIV, узнав, что на его место назначен теперешний президент Французской Республики Лубе!»

В отношении как к начальству, так и к подчиненным Всеволожской был всегда корректен, изысканно вежлив и любезен. В обращении его с высшими лицами можно было проследить разные оттенки почтительности. Отношение его к графу Воронцову отличалось от такового же к барону Фредериксу. Было этому и объяснение: Фредерикс случайно превратился из равных Всеволожскому сослуживцев в прямого его начальника.

Почтительность к начальствующим не мешала Ивану Александровичу при удобном поводе оснащать свои доклады или беседы вульгарными выражениями и даже не вполне приличными словами. При приеме просителей и чиновников Всеволожской, как я уже упомянул, всячески старался сказать, или сделать, или упомянуть что-нибудь приятное. Иногда исполнение обещания было непосильно Всеволожскому, и тогда ему приходилось вывертываться.

Нельзя сказать, чтобы Иван Александрович был требовательный начальник. При случившихся проступках артистов и чиновников он был строг, но избегал личного выражения порицаний провинившемуся. Были, однако, случаи вспыльчивости Всеволожского, и это случалось исключительно лишь по вопросам точного исполнения его распоряжений по монтировочной части. Он, например, очень хорошо относился к заведывающему монтировочной частью П. П. Домерщикову. Но как-то раз Иван Александрович так рассердился на него за неточное выполнение указания директора, что раскричался на него, стукая тростью по столу. Потом он извинялся перед Домерщиковым.

В вопросах своей неоспоримой компетентности, т. е. в деле оценки репертуара, работы артистов и сценической постановки, Всеволожской был весьма решителен и упорен, хотя он всегда со вниманием и интересом выслушивал мнение сотрудников.

Драматическую литературу, русскую и иностранную, Иван Александрович знал основательно, в особенности тяготел к французской. В русской литературе он выделял Гоголя и Тургенева и не жаловал Островского. Он признавал громадный талант и значение Островского, но эстетическая сторона некоторых его произведений коробила директора. Отдавая справедливость художественной верности типов в комедиях Островского, Всеволожской порицал однообразие развязок сюжетов. Во многих случаях благополучный исход фабулы пьесы покоился на шантаже. Как пример можно привести комедии «Горячее сердце»[123], «На всякого мудреца довольно простоты»[124]. В последней – счастье молодой пары основано на угрозе разоблачения предосудительной любовной связи старухи, ставящей препятствия браку. В пьесе «Не было ни гроша, да вдруг алтын»[125] благополучная развязка основана на самоубийстве старика, мешавшего счастью пары молодых людей. В пьесе «Не все коту масленица»[126] герой добивается желанного исхода угрозой самоубийства.

По вопросу отношения Всеволожского к произведениям Островского можно отметить следующее интересное обстоятельство. Воспитанный на французской литературе, Иван Александрович был тем не менее сознательным и упорным проводником русского направления в репертуаре. Точно так же любя итальянскую оперу, он охотно шел на закрытие ее. Все свои силы и влияние он направлял на подъем захудалой тогда русской оперы, чего блестяще добился. В симпатиях к переводному иностранному репертуару и антипатиях к произведениям Островского Иван Александрович поборол самого себя. Пьесы великого русского драматурга занимали при Всеволожском обширное место в столичном репертуаре. Из прочих русских драматургов Всеволожской охотно ставил В. А. Крылова, Шпажинского, Невежина. В его время всячески продвигалось продвижение на сцену новых русских авторов: Немировича-Данченко, Южина, Модеста Ильича Чайковского и Е. П. Карпова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное