Приведя здесь целый перечень недостатков Пчельникова, я далек от мысли очернить этого по существу недурного человека, даже бывшего моим приятелем. Это был человек безусловно честный и благодушный и в большинстве случаев там, где его не придавливала ножка супруги, человек разумный. К сожалению, избыток самолюбия и мнительности портили ему жизнь. В случаях служебных осложнений и неожиданных перемен он выходил из равновесия и терял самообладание. Таких случаев я знаю два. Первый был в конце [18]80-х годов при назначении заправилами московских театров Майкова и Островского, а второй – в конце [18]90-х годов, с учреждением должности управляющего делами Дирекции и с моим назначением на эту должность. В первом случае он совершенно опустил руки, держался вдали от нового начальства и только писал жалобные письма Всеволожскому и мне. Во втором случае Пчельников счел себя обиженным назначением бывшего сослуживца прямым его начальником и необдуманно подал в отставку, получив изрядную пенсию. В отставке жаловался на скудные средства, постоянно просил о пособиях. Позднее он выдал дочь замуж, овдовел и вскоре потерял зрение. После этого он второй раз женился и вскоре же скончался.
В. А. Теляковский.
Воспоминания мои о Теляковском сложились двояко. Во-первых, как о подчиненном мне управляющем Московской конторой театров, на основании непосредственных личных впечатлений, по частым служебным сношениям. Во-вторых, как о директоре театров, оцениваемом по случайным обстоятельствам, а главным образом – по сведениям компетентных и достоверных свидетелей.Владимир Аркадьевич Теляковский, полковник лейб-гвардии Конного полка, был в 1898 году назначен управляющим Московской конторой театров. Окончив ранее курс Академии Генерального штаба, он продолжал служить в полку и занимал должность заведывающего хозяйством. Карьерой своей в театральной службе он обязан был целому ряду обстоятельств. Он был близко известен бывшему командиру полка барону Фредериксу. Затем он был приятелем двух своих сослуживцев по полку, занимавших видные места в Министерстве двора, а именно управляющего Кабинетом Государя Рыдзевского и начальника канцелярии Министерства двора Мосолова. Но преимущественную протекцию доставила Теляковскому, как выяснилось впоследствии, жена министра двора баронесса Фредерикс – приятельница жены Теляковского, Гурли Логиновны, бывшей вдовы банкира барона Фелейзена, окончившего жизнь самоубийством.
Специальное образование Теляковского дало ему твердую репутацию хорошего офицера Генерального штаба. Но общим образованием он не мог похвастаться, что как-то не вязалось с академическим аттестатом. В переписке его можно найти много грамматических ошибок: так, например, он не дружил с буквой «ять» и писал «гардероп» и «гардеропный». Заметно невежественным он был в литературе, в особенности в русской драматической. Как-то в начале своей службы, в разговоре со мной о репертуаре московского Малого театра, он с приятным изумлением открыл Америку, узнав, что пьесу «Гроза» написал Островский. Для лица, правящего русским театральным делом, это было знаменательно. Теляковский был бойкий пианист с хорошей техникой и слыл ценным тапером[136]
в высшем обществе. Но познания его в русской оперной литературе были незначительны. Вообще к театральному делу Владимир Аркадьевич особливого интереса не проявлял. Как рассказывали, он колебался в выборе театральной службы, имея возможность получить место начальника штаба дивизии. Нужно было много смелости и самоуверенности, чтобы с его познаниями занять ответственное место в театре. Такая самоуверенность, кстати сказать, считалась специфическим свойством прежних офицеров Генерального штаба, приучавшихся «ловить момент». Они получали зачастую должности по самым различным специальностям и иногда удачно справлялись с ними и в администрации, и в финансах, и в просвещении, и в путях сообщения. Такое явление многими отмечено; полагают, что почин ему был положен начальником Академии Генерального штаба Леонтьевым и поддержан М. И. Драгомировым, в преувеличении суворовского отвращения от «немогузнайства». Вероятно, есть основание предполагать, что Теляковского в решении принять должность в театре подкрепляло тяготение к искусству его супруги.Самоуверенность и самомнение Теляковского соединялись с большим тщеславием, временами проявлявшимся весьма наивно. Так, например, в самом начале театральной службы Теляковского, при выходе моем с ним вместе с доклада барону Фредериксу, я услышал громко заданный им швейцару барона вопрос: «Скажи, пожалуйста, сегодня была у баронессы моя жена?»
Получив утвердительный ответ, Владимир Аркадьевич обратился уже ко мне, демонстративно с удовольствием подчеркнув: «Я так и думал!»