То же тщеславие дало Теляковскому повод на одном из докладов барону Фредериксу, в моем присутствии, просить у министра позволения занимать в театре постоянную ложу, рядом с директорской, хотя это могло при интересных спектаклях идти в ущерб сборам. Отвечая, как я рассказывал выше, отрицательно на вопрос Всеволожского, не стесняет ли Теляковского подчинение его Погожеву, Владимир Аркадьевич уклонился от истины. Несомненно, я его стеснял. Незадолго до этого разговора с директором он усиленно допрашивал меня о полномочиях моих и компетенции на должность управляющего делами Дирекции. Далее он неоднократно высказывал надежду, что в будущем он будет самостоятельно распоряжаться без моих указаний. Тем не менее по службе Теляковский всегда был корректен и исполнителен. Но при всяком приезде в Петербург, что бывало очень часто, он, не испрашивая разрешения ни моего, ни Всеволожского, ездил с докладом к Фредериксу. В распоряжениях моих, клонившихся к усовершенствованию московского управления, Теляковский никаких возражений и препятствий не ставил и хлопотал о выполнении моих указаний.
Теляковский не располагал желательными для него денежными средствами и не чуждался наполнять их игрой на бирже. В первое время по вступлении в должность Владимир Аркадьевич направлял и силы, и досуг преимущественно на устройство своей квартиры и довольно бесцеремонно торопил Пчельникова с освобождением ее.
Теляковский был человек семейный, имел жену и детей. Жену его, Гурли Логиновну, я видел всего один раз, посещая Теляковского при первом с ним знакомстве. Она произвела на меня впечатление женщины надменной и с большим апломбом. Гостиная в квартире была увешана большими писаными полотнами не особенно интересных и, как мне показалось, довольно грубых копий каких-то фресок. При этой встрече с Теляковской мы обменялись с нею несколькими совершенно незначительными фразами. Я успел заметить лишь властное отношение ее к мужу.
Переходя к очерку личности Теляковского как директора театров, я повторю оговорку, что я его как такового встречал очень редко и мало разговаривал с ним о театральных делах. В дальнейших строках сведения о Владимире Аркадьевиче большей частью представляют собой не непосредственные мои впечатления, а выводы из сообщений людей, достойных доверия, близко стоявших к деятельности Теляковского на посту директора.
Тип директора Теляковского, по указанным данным, представляется мне искаженным изданием его как управляющего конторой. Искажение это следует приписать дирижерской палочке жены его художницы Гурли Логиновны. Оно представляется мне систематичным определенным отрицанием многого из того, что насаждалось реформами Всеволожского, и тяготением к московским дореформенным порядкам, симпатия к которым пустила корни в мировоззрении Теляковского при первоначальном знакомстве с театральным делом. Но в системе последнего управления театрами явилось и нечто новое, своеобразное, ранее не знакомое театру. Эту новость представляла собой политика шпионажа и доносов. Значение художественного авторитета И. А. Всеволожского во многих случаях было демонстративно сведено к нулю. Принципы некоторых полезных мероприятий реформы либо были отвергнуты, либо недо оценены и исковерканы. Так, например, экономическое значение склада монтировочных материалов не было понято и свелось к нулю. Такая же участь постигла и учреждение издания журнала распоряжений по театрам – непрерывность услеживания жизни театров была признана излишней. Еще в начале своей службы в Москве Теляковский, узнав, что я лично для себя веду дневник моих дневных впечатлений, событий и встреч, сказал мне, что он тоже ведет дневник. И действительно, как мне говорили, вел дневник своих замечаний и аттестаций и оставлял его открытым для своих подчиненных. Конечно, такой документ был полезен, но он не имел значения исчерпывающего справочника по текущей истории театральной жизни. Признанные Всеволожским, годами создававшиеся высокие репутации художественных деятелей театра были при Теляковском значительно понижены в значении. Так, например, такие величины, как Э. Ф. Направник в опере, балетмейстер М. И. Петипа в балете, корифеи декорационного дела Бочаров, Иванов, Ламбин и другие сошли со своих командующих мест. Это смещение авторитетов останется упреком Владимиру Аркадьевичу.