Читаем Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время полностью

То же тщеславие дало Теляковскому повод на одном из докладов барону Фредериксу, в моем присутствии, просить у министра позволения занимать в театре постоянную ложу, рядом с директорской, хотя это могло при интересных спектаклях идти в ущерб сборам. Отвечая, как я рассказывал выше, отрицательно на вопрос Всеволожского, не стесняет ли Теляковского подчинение его Погожеву, Владимир Аркадьевич уклонился от истины. Несомненно, я его стеснял. Незадолго до этого разговора с директором он усиленно допрашивал меня о полномочиях моих и компетенции на должность управляющего делами Дирекции. Далее он неоднократно высказывал надежду, что в будущем он будет самостоятельно распоряжаться без моих указаний. Тем не менее по службе Теляковский всегда был корректен и исполнителен. Но при всяком приезде в Петербург, что бывало очень часто, он, не испрашивая разрешения ни моего, ни Всеволожского, ездил с докладом к Фредериксу. В распоряжениях моих, клонившихся к усовершенствованию московского управления, Теляковский никаких возражений и препятствий не ставил и хлопотал о выполнении моих указаний.

Теляковский не располагал желательными для него денежными средствами и не чуждался наполнять их игрой на бирже. В первое время по вступлении в должность Владимир Аркадьевич направлял и силы, и досуг преимущественно на устройство своей квартиры и довольно бесцеремонно торопил Пчельникова с освобождением ее.

Теляковский был человек семейный, имел жену и детей. Жену его, Гурли Логиновну, я видел всего один раз, посещая Теляковского при первом с ним знакомстве. Она произвела на меня впечатление женщины надменной и с большим апломбом. Гостиная в квартире была увешана большими писаными полотнами не особенно интересных и, как мне показалось, довольно грубых копий каких-то фресок. При этой встрече с Теляковской мы обменялись с нею несколькими совершенно незначительными фразами. Я успел заметить лишь властное отношение ее к мужу.

Переходя к очерку личности Теляковского как директора театров, я повторю оговорку, что я его как такового встречал очень редко и мало разговаривал с ним о театральных делах. В дальнейших строках сведения о Владимире Аркадьевиче большей частью представляют собой не непосредственные мои впечатления, а выводы из сообщений людей, достойных доверия, близко стоявших к деятельности Теляковского на посту директора.

Тип директора Теляковского, по указанным данным, представляется мне искаженным изданием его как управляющего конторой. Искажение это следует приписать дирижерской палочке жены его художницы Гурли Логиновны. Оно представляется мне систематичным определенным отрицанием многого из того, что насаждалось реформами Всеволожского, и тяготением к московским дореформенным порядкам, симпатия к которым пустила корни в мировоззрении Теляковского при первоначальном знакомстве с театральным делом. Но в системе последнего управления театрами явилось и нечто новое, своеобразное, ранее не знакомое театру. Эту новость представляла собой политика шпионажа и доносов. Значение художественного авторитета И. А. Всеволожского во многих случаях было демонстративно сведено к нулю. Принципы некоторых полезных мероприятий реформы либо были отвергнуты, либо недо оценены и исковерканы. Так, например, экономическое значение склада монтировочных материалов не было понято и свелось к нулю. Такая же участь постигла и учреждение издания журнала распоряжений по театрам – непрерывность услеживания жизни театров была признана излишней. Еще в начале своей службы в Москве Теляковский, узнав, что я лично для себя веду дневник моих дневных впечатлений, событий и встреч, сказал мне, что он тоже ведет дневник. И действительно, как мне говорили, вел дневник своих замечаний и аттестаций и оставлял его открытым для своих подчиненных. Конечно, такой документ был полезен, но он не имел значения исчерпывающего справочника по текущей истории театральной жизни. Признанные Всеволожским, годами создававшиеся высокие репутации художественных деятелей театра были при Теляковском значительно понижены в значении. Так, например, такие величины, как Э. Ф. Направник в опере, балетмейстер М. И. Петипа в балете, корифеи декорационного дела Бочаров, Иванов, Ламбин и другие сошли со своих командующих мест. Это смещение авторитетов останется упреком Владимиру Аркадьевичу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии