Читаем Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время полностью

Вторым существенным явлением в директорстве Теляковского следует отметить упомянутое уже значение жены Теляковского, как рассказывают очевидцы, диктовавшей Владимиру Аркадьевичу распоряжения и по административной, и по художественной части, в особенности по последней. Я не имел сведений о влиянии Гурли Логиновны на репертуар и на состав артистов, но значение пользования ею данными, получаемыми от специальных информаторов из среды служащих, по многим отзывам, неоспоримо. Что касается художественной стороны монтировочной части, то тут Гурли Логиновна, как сама художница, была полновластна. Особенно облюбовав двух действительно даровитых живописцев, Коровина и Головина, она передала под непосредственное их руководство не только декорационную специальность, но и бóльшую часть всей подготовки художественной обстановки пьес. За декорации и за рисунки костюмов уплачивались несообразно большие суммы. Расходный бюджет Дирекции доведен был в XX веке до размеров, незнакомых XIX веку.

Теляковский держал себя со всеми подчиненными доступно и пользовался любовью артистов. В среде же административных служащих система его управления осуждалась как руководимая пристрастными непроверенными сплетнями. В управлении личным составом артистов всех рангов Теляковский очень мало проявлял свою индивидуальность, предоставляя все дело режиссуре. В выборе репертуара он вел себя осторожно, применяясь к наличным течениям вкуса. Под влиянием ли жены или по непосредственному тяготению к оригинальности Теляковский впервые привел на правительственную сцену Мейерхольда с его новшествами. К заслугам Теляковского следует отнести привлечение на столичную сцену, хотя и на короткий срок, певца Шаляпина. С Шаляпиным Владимир Аркадьевич дружил, был с ним на «ты» и даже смотрел сквозь пальцы на его подчас дерзкие и самонадеянные выходки.

Общее мое впечатление о роли Теляковского в управлении всеми правительственными театрами таково. Несмотря на наличность в последнем директоре театров некоторых положительных качеств, на нем в истории театра остается упрек в том, что он обидно прервал переживавшуюся театрами добрую эволюцию небывалого ранее расцвета усовершенствования дела. В результате его управления оказались два эффекта. Во-первых, постановка всего театрального дела и в художественной области, и в администрации на шаткий путь невыверенных парадоксов. Во-вторых, непроизводительное расширение расходного бюджета театра до небывалых размеров.

Удача Теляковского состояла в том, что судьба избавила его от подведения неблагоприятных для него реальных итогов его деятельности. Он счастливо избежал такого подытожения благодаря полному перевороту в постановке правительственных театров с переменой режима после революции 1917 года.

П. П. Домерщиков. Платон Павлович Домерщиков, заведывавший монтировочной частью петербургских театров, был моим однокашником в Павловском военном училище и товарищем по Семеновскому полку и по Военно-инженерной академии. Он останется в моих воспоминаниях симпатичнейшим из всех моих сослуживцев в Дирекции. Умный, добродушный, всегда веселый и доброжелательный человек, он заслужил расположение своих подчиненных. Привлекательная внешность, доброта и приветливость создали ему репутацию победителя женских сердец, и, надо отдать ему справедливость, он не упускал случая пользоваться такими победами. Домерщиков был художник-самоучка. Он недурно рисовал и как человек, понимающий толк в искусстве, весьма ценился Всеволожским. Монтировочная часть театров отвечала наклонностям Платона Павловича – он нашел в ней приложение своему призванию. Он добросовестно занимался порученным ему делом, был находчивым и бдительным распорядителем сценического инвентаря. Не жаловали Домерщикова только некоторые режиссеры, частые капризы которых Домерщиков не поощрял. Особенно порицал его главный режиссер оперы Кондратьев, усвоивший манеру собственные случайные постановочные недочеты в оперных спектаклях сваливать на монтировочную часть. Технику монтировочного дела Домерщиков практически основательно изучил, тотчас же по приеме должности на деле он всегда оказывался компетентным, чтобы делать указания и по заготовлению, и по распоряжению монтировочным инвентарем. В конце девятидесятых годов Платон Павлович заболел расширением аорты и вышел в отставку, переехал в провинцию в деревню, но вскоре же простудился и скончался, оставив добрую память о себе во всех знавших его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное