Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Е. П. Карпов. Управляющий русской драматической труппой Евтихий Павлович Карпов работал некоторое время в провинции. Это был очень остроумный, бойкий человек с большим юмором. Он хорошо изучил театр, в особенности провинциальный. Обладая хорошей памятью и наблюдательностью, Евтихий Павлович представлял собой ходячий архив рассказов и анекдотов о всяких деятелях театра – об авторах, режиссерах и артистах. В рассказах своих он очень удачно имитировал описываемых им лиц. У Карпова было тяготение к народному репертуару, не встречавшее, однако, сочувствия в петербургской публике и не особенно поощряемое Всеволожским. Сам Карпов написал принятую на сцену пьесу «Рабочая слободка»[155], имевшую в Александринском театре хороший успех. Сборы Александринского театра не оправдали ожидаемых результатов от управления Карпова. Он продержался на посту управляющего труппой до оставления Всеволожским должности директора театров и заменен был П. П. Гнедичем.

П. П. Гнедич. Петр Петрович Гнедич известен был как литератор и драматург. Заправляя труппой, он держал себя с большим апломбом и самомнением. С деятельностью его как режиссера я был мало знаком, так как вскоре по его приеме в театр я оставил службу в Дирекции. У меня осталось лишь впечатление, что в суждениях о людях Петр Петрович был малооснователен и легкомыслен, что, впрочем, видно из оставленных им записок.

Очерчивая на этих страницах физиономии режиссеров моего времени, считаю нужным добавить некоторые замечания, которые, может быть, покажутся устарелыми и противоречащими современным воззрениям.

Надо кипеть непосредственно в том котле, где готовится сложное репертуарное дело, чтобы правильно разбираться в деталях его и давать основательную и справедливую оценку деятельности режиссера. Работа режиссера, безразлично – драматического или оперного, многогранна. Составные ее части: административно-распорядительное дело вообще, управление личным составом артистов, рассмотрение и выбор репертуара, распределение ролей между артистами, соображения по материальной части постановки, сочинение и налаживание мизансцен и, наконец, руководительство на репетициях и спектаклях. Здесь замечу в скобках, отвлекшись от прошлого в современность, что в последнее время заметны новые и довольно рискованные искания в области режиссуры. С легкой руки немецких новаторов функции режиссера значительно расширены. Режиссера-администратора сделали творцом спектакля. Художественная индивидуальность актера затушевана, а иногда, по примеру Мейерхольда, искажено творчество самого автора. Дальнейшее развитие режиссерства в этом направлении – опасный путь. Им создается противоречащее здравому смыслу разрастание небывалого класса фокусников, специально сценических паразитов с большими аппетитами. Были попытки приравнивать работу режиссера сцены к таковой же капельмейстера оркестра. Капельмейстер указывает, по своим индивидуальным взглядам, ритм, темп и нюансы силы. Проявление в оркестре индивидуальности отдельных музыкантов и самостоятельное творчество каждого привело бы к какофонии. Не так на сцене. Индивидуальность умелого талантливого исполнителя-актера создает интерес и успех пьесы и спектакля. Стеснение такой индивидуальности может оказаться оскоплением творчества создателя произведения.

Приведенные строки многими будут, может быть, признаны ересью. Но они отражают добросовестное мнение человека с долгим опытом в театральном деле, и я считаю неуместным это мнение укрывать.

В оперном театре режиссерское дело, т. е. выбор репертуара и распределение партий, до некоторой степени соображалось и сочеталось с деятельностью капельмейстера и хормейстеров. В Петербурге в качестве оперных заправил стояли в мое время главный режиссер Кондратьев, режиссер Морозов и учитель сцены Палечек.