Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Николай Федорович Сазонов (Шувалов) – бывший воспитанник С[анкт]-Петербургского театрального училища. Вся его артистическая карьера прошла на моих глазах. Обладая привлекательной внешностью, он исполнял сперва роли молодых любовников. Затем он попал в полосу увлечения в Петербурге опереткой и в ней приобрел определенную и прочную репутацию благодаря умной, веселой игре, музыкальности и хорошему голосу. Затем он перешел на харáктерные роли, преимущественно в комедиях, заявил себя прекрасным Кочкаревым в гоголевской «Женитьбе». Роли он изучал с особенным старанием, обдумывая каждый жест и каждую фразу. Был тверд в ролях и в суфлере не нуждался. Изученная роль являлась в его исполнении стереотипной, какой она выливалась в первом ее представлении, такой же во всех деталях повторялась и в пятнадцатом. Игра его была жизненна; он был изобретателен на уснащения игры удачным движением и мимикой, но нигде не проявлял пересола. Ко всему этому он прекрасно и с большой обдуманностью пользовался собственным ручным гримом. Особенно окрепла репутация Николая Федоровича после художественного остроумного исполнения им роли Белугина в крыловской пьесе, переделанной из «Maître de forge»[163], – в «Женитьбе Белугина»[164]. Далее он исполнял с большим успехом харáктерные роли, везде проявляя обдуманность в деталях.

Сазонов был большой поклонник женской красоты и был избалован женским расположением. Женитьба его на превосходной, умной и интересной женщине, известной писательнице и талантливой публицистке Софье Ивановне Смирновой, не мешала ему пользоваться победами, что отразилось на его здоровье и привело к кончине раньше наступ ления старости. У Сазонова была дочь Любовь Николаевна, без особого успеха подвизавшаяся на Александринской сцене под фамилией Шуваловой.

Удачи Николая Федоровича в любовных похождениях сильно портили его репутацию в среде артистов. Автор очерка «Театральное болото»[165] Соколов, невзлюбивший Сазонова, преувеличенно и несправедливо очернил Сазонова, создав ему кличку «розового негодяя». Нельзя сказать, чтобы Сазонов жил в дружбе с артистами. Этому мешали упорно ревнивое отношение к своим сценическим интересам, мнительность, подозрительность и обидчивость, иногда по самым незначительным поводам. Служака Сазонов был образцовый, всегда на месте с основательно выученной ролью. В частности, не имея личных друзей в труппе, Сазонов в случае признаваемой служебной обиды кого-либо из товарищей энергично вступал в спор и по возможности отстаивал обижаемого. В отношении к представителям Дирекции Сазонов был весьма корректен, очень вежлив, но не дозволял безнаказанно наступать ему на ногу. Я лично в среде артистов ближе всего был с Сазоновым и сохранил о нем и о семье его самые хорошие воспоминания.

Нужно упомянуть, что в придворных кругах и в высшем обществе Сазонов завоевал репутацию опытного и приятного режиссера и руководителя в любительских спектаклях. Так, например, он ставил в Эрмитажном театре пьесу «Царь Борис»[166], а позднее, там же, – сочиненное великим князем Константином Константиновичем представление «Князь Иудейский»[167]. Позднее Сазонов был приглашен С[анкт]-Петербургским попечительством о народной трезвости к заправлению театрами попечительства в Народном доме и на Стекольном заводе. Совместно с работой талантливого режиссера Народного дома, Алексея Яковлевича Алексеева, русский драматический театр попечительства доведен был до возможности иногда догонять Александринский театр.

Владимир Николаевич Давыдов (Горелов) артистическую деятельность свою начал в провинции, будучи еще очень молодым человеком. Служил в труппе П. М. Медведева, под руководством которого развил свой выдающийся талант. О Давыдове так много написано, что очерчивать его как исполнителя ролей нахожу неуместным. Повторю лишь указание на Давыдова как на яркого представителя даровитых артистов упомянутого смешанного типа. В оценке его уравновешиваются значительная наличность большого вдохновения с изобретательностью и остроумием глубокого изучения ролей. Давыдов выделяется столько же как наитик, сколько как умовик.

Как служаку его нельзя одобрить. Человек он был истеричный, капризный и зачастую недостаточно правдивый и корректный. Неоднократно он ставил Дирекцию в затруднение, оставляя сцену по несогласию о размере вознаграждения. Однажды, получивши с согласия графа Воронцова ссуду в 3000 р., с выраженным мне лично обещанием возвратить деньги, внезапно оставил службу.

Владимир Николаевич обладал большим самомнением, которое свободно высказывал. Не имея в труппе соперников, он жил в миру с товарищами, но был замкнут и малообщителен. Он охотно показывал свой талант при всяком удобном случае, исполняя остроумные песенки, куплеты, рассказы и имитации, и в этом отношении оказывался неизменным забавником и душою собиравшихся артистических компаний.