Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Упомяну еще о находчивости и рискованной смелости Мельникова в некоторых затруднительных обстоятельствах. Мне пришлось быть свидетелем такого случая. Шла опера «Тангейзер»[193], в одной из последних картин Мельников, исполняя партию Вольфрама и приступая к пению прекрасной арии о вечерней заре, почувствовал хрипоту и наличность мокроты в горле. Недолго думая, он исполнил начало ее так: «Звезда вечерняя моя», затем отхаркнулся: «Храх!», сплюнул: «Тьфу!» – и продолжал, воспользовавшись удобным интервалом: «Тебе привет шлю сердцем я!» – и затем вся ария была прелестно закончена.

Ипполит Петрович Прянишников – баритон, но выступавший в некоторых басовых партиях, чередуясь с Мельниковым. Голос его был невелик и невысокого качества, но как исполнитель он стоял высоко во мнении публики. Как прекрасный музыкант, он пользовался репутацией хорошего учителя пения. Оставив службу за скорой утратой голоса, он открыл в Петербурге класс подготовки оперных певцов, имевший хорошую клиентуру.

Федор Игнатьевич Стравинский – бас. Это был выделяющийся по своему таланту артист. Голос его был невелик и невы сокого качества, но он владел им с большим искусством и исполнял партию в художественном соответствии изображаемому типу и слов, и мимики, и движений. Слушатели видели перед собой яркие образы изображаемых Стравинским Мефистофеля в «Фаусте»[194], Фарлафа в «Руслане и Людмиле»[195], Мамырова в «Чародейке»[196], [Ерёмки] во «Вражьей силе»[197], Отца в «Дубровском» и многих других. Стравинский искусно владел также и гримом. Служака он был безупречный и никогда не доставлял Дирекции каких-либо затруднений. В моей долгой практике на должности управляющего театральной конторой выработалось мнение, что служебная солидность и надежность артиста, без различия специальности, мужчины или женщины, обратно пропорциональна количеству посещений моего кабинета в конторе с какими-либо просьбами, домогательствами и претензиями. Стравинский никогда не заявлялся в моем кабинете.

После Прянишникова в партиях баритона выступал Яковлев. Красивый молодой кавалерийский офицер, с очень хорошим, с высокими нотами голосом, с несомненной искрой дарования, не шедший, однако, дальше установившихся шаблонов. Как певец он был почти самоучка, и на вопрос, где он обучался пению, он обыкновенно отвечал: «В Николаевском кавалерийском училище в Петербурге». Красивая внешность много помогла в его карьере, и вскоре же он стал любимцем публики. Строго говоря, во всех ролях он был орга ничен и интересен, но нигде глубоко не захватывал, так что в моих воспоминаниях нигде не отразилась рельефность исполнения какой-либо из его партий. Ведя довольно распущенную жизнь, Яковлев быстро сжег свою карьеру. Как служака в Дирекции он имел малую ценность и всегда являлся коноводом в оппозиции и в демонстрациях.

Дальнейшим аспирантом на занятие вакантной должности баритона оказывался двукратно появлявшийся в труппе оперы Алейников, молодой, статный, довольно грузный человек со свежим и сильным голосом, но с какими-то промежутками в нем, с недостатком некоторых нот. В исполнении партий он оказывался деревянным. Короткое лишь время он пробыл на безуспешном испытании в Мариинском театре. Затем он явился на оперное испытание, заявив с апломбом, что он уже не баритон, а тенор, пробовал спеть какую-то арию, но безуспешно.

Впоследствии баритонные партии исполнял бывший уже ранее на Мариинской сцене Тартаков, прекрасный артист в пении и в исполнении партий, но с разбитым и дрожащим уже голосом. Он прекрасно и трогательно исполнял партию шута Риголетто[198].

Некоторые партии высокого баса исполнял также Майборода. У него был звучный и приятный голос, хорошая внешность, но отсутствие сценического таланта. Большей частью он являлся подражателем Мельникова, хотя именовал себя создателем «типов». На своей даче в Озерках Майборода увековечил себя барельефом Головы из «Руслана и Людмилы». Между прочим, Майборода был слаб в ритме и исполнял роль, отбивая такт на виду у публики. Получив как-то на репетиции замечание по этому поводу со стороны Направника и кончив репетицию без неуместных жестов, Майборода, довольный, обратился к стоявшим за кулисами артисткам со словами: «А я чеха-то надул!» – «Каким образом?» – «А я ритм-то пальцем в жилетном кармане отбивал!»