Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Все увещания, объяснения и поучения Кондратьева, Палечека и других артистов в наставлении Михайлова по сценическому исполнению пропадали даром. Он был часто смешон на сцене, в особенности с его очень маленьким ростом, с женскою фигурой на чересчур высоких каблуках. Много вредили Михайлову его крайняя нервность и суетливость. К тому же он был чрезвычайный трус. Мне памятен эпизод, которому свидетелем мне пришлось быть. Шла генеральная репетиция «Демона» с Михайловым в роли молодого князя Синодала. Идет второй акт в горной местности. Тревожный хор чеченцев с оружием в руках надвигается на Синодала, лежащего под деревом. Михайлов со страхом вскакивает и внезапно убегает за кулисы. Смешное приключение закончилось увещанием артиста, и сцена проводится вторично. На спектакле она прошла благополучно.

Публика любила Михайлова, забывая и смешную фигуру его, и деревянную игру. Необыкновенная музыкальность Михайлова, а главное, его чарующий голос заставлял забывать его недостатки. Михайлов и сам оценивал это обстоятельство. Как-то на представлении оперы «Корделия», после прекрасного исполнения Михайловым колоратурной песенки с очень высокими нотами, к Михайлову подходит за кулисами Фигнер и говорит: «Ах, Мишенька! Если бы мне твой голос, я бы мир покорил!» «Ах, Коленька! – в тон ему отвечает Михайлов. – Если бы мне твой голос, то меня давно бы взашеи выгнали из Дирекции!»

Исправный и покладистый по службе, Михайлов жил в миру с товарищами и всегда был добродушно разговорчив. Обращала на себя внимание также его редкая нестяжательность. Никогда не было с ним никаких споров о размере вознаграждения. Доброта его была необыкновенна. При всех подписках или сборах на помощь сослуживцам он являлся одним из щедрых жертвователей.

Михайлов был женат, также на еврейке. По увещанию ли знакомых, по личному ли убеждению или, наконец, по практическим соображениям возможности домовладения в Киеве, Михайлов решил переменить религию и принял православие, а жена осталась в прежней вере. Отсюда вышло усложнение. Михайлов как-то при случае жаловался мне: «Подумайте, каково мое положение. Вечером я читал Евангелие, а жена моя Фейги рядом со мной демонстративно громко выкрикивает выписки из Талмуда».

Дело кончилось разводом супругов, причем Михайлов великодушно выделил Фейги большую часть своих сбережений.

Оперная карьера Михайлова, благодаря, вероятно, его крайней нервности, закончилась печально и весьма оригинальным образом. Исполняя свою партию в какой-то из опер, Михайлов неожиданно сорвался и квакнул на высокой ноте ля-бемоль. Это обстоятельство привело Михайлова в ужас. Страх, что это может повториться, заставил его повторять фатальный пассаж с нотой ля-бемоль, и каждый раз он срывался на ней, нервничал и пришел в отчаяние. Обращение к врачам было безрезультатно. Михайлов решился оставить сцену, придя к заключению, что голос его утрачен. Не дослужив узаконенного срока на получение пенсии, он вышел в отставку и уехал в Киев, где стал зарабатывать деньги, открыв класс пения. Кроме того, он неудачно занялся спекуляцией по постройке и продаже домов и потерял на ней все свои средства. Дирекция театров, опираясь на заслуги Михайлова и вникая в его бедственное состояние, после усиленных ходатайств успела добиться назначения ему пенсии не в пример прочим – 1200 р. в год. Несколько лет тому назад Михайлов скончался в стесненных условиях жизни в Петербурге, давая уроки пения.

Чтобы покончить с тенорами и вообще с мужским персоналом певцов, упомяну еще о хорошем певце Лоди[211], толковом исполнителе партий, музыкальном артисте, обладавшем хорошим, но, к сожалению, коротким голосом без верхних нот. Он недолго пробыл на сцене Мариинского театра.

Б. Певицы русской оперы

Воспоминания мои о певицах я располагаю в двух группах: сопрано и меццо-сопрано.

В первой группе особое место я выделяю талантливой, недавно лишь умершей в Москве, сопрано Эмилии Карловне Павловской. Женщина эта, не отличаясь ни красотой, ни хорошим качеством голоса, в моей памяти заняла место самой талантливой и интересной певицы из всех, кого мне пришлось слышать. Замечательно, между прочим, что провинциальная служба выработала в ней способность совмещения параллельно партии драматического и легкого сопрано, так называемые колоратурные. Сила таланта Павловской была в правдивости изображения переживаний, в глубине чувств в них. С необыкновенной музыкальностью (она прошла консерваторию и была хорошей пьянисткой) Эмилия Карловна совмещала сценический талант, превосходную фразировку и уменье владеть голосом на самом широком регистре. Ее движения и мимика вполне отвечали ее сценической игре. Был у нее маленький недостаток: при пении у нее дрожала нижняя губа. По службе она была весьма корректна, всегда вовремя на месте, без всяких пререкательств. Она скоро утратила голосовые средства, переведена была в московскую оперу, а затем, после некоторого промежутка, работала в качестве профессора оперного класса в Дирекции в Москве.