Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Более прочную карьеру имела блестящая артистка меццо-сопрано с высокими нотами – Марья Александровна Славина (баронесса Медем). В рассматриваемую эпоху она по всей справедливости должна считаться долголетним, надежным и добросовестным сотрудником в работе русской оперной труппы. По достоверным слухам, она была дочь известной в [18]60-х годах балетной артистки Радиной, талантливой исполнительницы харáктерных танцев. С малых лет Славина была отдана в Петербургское театральное училище. Ко времени выпуска из школы Славина обратила на себя внимание музыкальными способностями и хорошим голосом. Ее отдали учиться пению у известного тогда в Петербурге преподавателя, бывшего артиста итальянской оперы в Петербурге, баса Эверарди. По странному недоразумению, Эверарди определил голос Славиной как высокое сопрано и в обучении стал ее тянуть на колоратурную партию. Э. Ф. Направник вовремя обратил внимание на эту ошибку, и Славина была переведена к другому учителю музыки, который и закончил ее подготовку к сцене на партиях меццо-сопрано. Славина отличалась красивой внешностью, изящной фигурой и чрезвычайно высоким, необычным для женщины ростом. Рост этот в соответствии с ростом окружающих действующих лиц иногда нарушал даже сценическую иллюзию. Появление Михайлова в роли Ленского на балу у Лариных в «Евгении Онегине» наряду со Славиной в роли Ольги всегда возбуждало улыбку. С хорошей внешностью, с прекрасным голосом и музыкальностью Славина совмещала умную находчивую сценическую игру и мимику и прекрасно фразировала текст. Особенно выделялась она в партии Амнерис в «Аиде», в роли Кармен, в роли старой Графини в «Пиковой даме». Партии с низким регистром ей были непосильны. Так, например, выступление Славиной Ратмиром в «Руслане и Людмиле» оказалось неудачным. Прохождение режима театрального училища наложило хорошую печать на отношение Славиной к службе. В высшей степени исполнительная, она входила в интересы Дирекции и не раз, несмотря на недомогания, выручала спектакль, выступая в партии. Можно сказать, что Славина была общей любимицей и товарищей, и всех служащих.

Параллельно со Славиной чередовалась с ней в ролях хорошее меццо-сопрано Нина Александровна Фриде. С изящной внешностью, с хорошим голосом, с уменьем петь и играть на сцене она оказывалась [неяркой?][216] соперницей Славиной, но соперничество происходило мирно, без всяких трений. Многие из публики голос Фриде по тембру и задушевности предпочитали голосу Славиной.

Перехожу к воспоминаниям о певицах меццо-сопрано с низким регистром, более или менее приближающимся к контральто.

На первом месте поставлю певицу Бичурину, настоящее контральто. Это была даровитая женщина. Дочь швейцара Тифлисского женского института, она не получила достаточного образования и воспитания, но выдвинулась благодаря несомненному сценическому дарованию и прекрасному голосу. Поступила она на службу в Мариинский театр в [18]70-х годах и застала еще царившую тогда в оперной труппе распущенность и в языке, и в нравах. Голосом она владела хорошо, и пение ее было проникнуто чувством. Особенно хороша она была в операх Глинки, прекрасно исполняла партию Ратмира[217]. Дурная ли привычка к выпивке, избыток ли нервности и страх выхода с исполнением партии на сцене привели Бичурину к обыкновению в антрактах в уборной поощрять себя вином. Постепенно привычка росла и наконец разразилась печальной катастрофой в карьере Бичуриной. Шло первое представление оперы Соловьева «Корделия». В середине хода пьесы шло прекрасное и интересное трио, исполняемое героем, героиней и няней, которую играла Бичурина. Все трое перед дверями двух смежных храмов поют молитву. Мстящая за смерть сына няня с окончанием молитвы, с кинжалом в руке, подходит к герою и ударяет его кинжалом в спину. Исполняя это действие, Бичурина пошатнулась, выронила из рук кинжал и, сильно качаясь, явно пьяная, подняла пустую руку и пропела или, вернее, прокричала: «Великий бог! Несу тебе орудие мести!» И тотчас же ушла со сцены. Больше она на эту сцену не возвращалась. В последующих картинах сделаны были соответствующие купюры в партии няни. Скандал был большой. Нарядная зала премьеры была переполнена нарядной публикой, в том числе и царской фамилией. Тут же в спектакле было решено немедленно уволить Бичурину от службы. Она уехала из Петербурга, сильно тосковала без любимого дела и, как говорят, вскоре умерла.

Так печально окончилась оперная карьера редкой по таланту и по регистру голоса, но слишком нервной и трусливой артистки. Надо, впрочем, заметить, что такой пример пьянства не единственный на нашей сцене. На моей памяти талантливая иностранная гастролерша, хорошенькая изящная женщина сопрано Ван Занд, страдая страхом при выходе на сцену, усвоила привычку в антрактах подбодрять себя шампанским и к концу спектакля была близка к нетрезвому состоянию; но она знала меру и не переходила опасную границу.