— Да вы садитесь. Садитесь...
Когда все сели, заговорил Микоян:
— Так вот, слушайте, товарищи... — Он держался с необыкновенным спокойствием и выдержкой. — Товарищей комиссаров из-под ареста освободил я. Вы знаете, что я оставался на свободе и возглавлял большевистскую фракцию в Бакинском Совете последнего созыва. Весь вчерашний день я вел переговоры с членом «Диктатуры» Велунцем и заместителем председателя следственной комиссии Далиным и получил у них официальное разрешение на освобождение арестованных. Причем им было известно, что из Астрахани прибыл пароход «Севан» и что комиссары поедут на нем именно в Астрахань. К сожалению, в той обстановке, которая ночью царила в порту, «Севан», видимо, был захвачен одним из отрядов и не пришел в Баиловский порт, где мы его ждали. Поэтому мы вынуждены были направиться в город и с разрешения начальника отряда Амирова сесть на ваш пароход. Так что, как видите, и освобождение, и эвакуация арестованных произошли с разрешения властей.
— А где это разрешение? — спросил смуглый.
— Его оставил у себя начальник тюрьмы. Да оно и не нужно было нам, так как ни на «Севане», ни в Астрахани, как вы понимаете, его у нас никто не стал бы спрашивать.
— Ну вот, видите... — начал было круглолицый, но смуглый прервал его:
— Да погоди ты!.. — И обернулся к Шаумяну: — Возможно, что все сказанное товарищами — правда. Но вы же понимаете, что все это лишь слова. Вы бы хоть чем-нибудь подтвердили, хоть бы свидетелей каких привели.
— А я думаю, что вы все здесь говорите вовсе не о том, о чем нужно говорить, — наконец заговорил Шаумян. — Не о документах и свидетелях мы должны сейчас думать, а о том, что же произошло там, в Баку! — В его голосе чувствовался сдержанный, но тем более страшный гнев. — Вы знаете, что мы, члены правительства, добровольно ушли в отставку, потому что не хотели согласиться с предательской политикой отрыва Баку от матери-родины, от Советской России... Вы знаете, как много раз и во всеуслышание мы предупреждали, что политика соглашения с англичанами приведет только к неисчислимым бедствиям, что это будет предательством по отношению к России и населению города... Теперь вы сами видите, кто был прав. Сами видите, что сделали англичане с Баку! Выйдите и посмотрите на тех несчастных, что толпятся на палубах, под открытым небом. Подумайте о том горе, которое обрушилось на них. Подумайте о тех страданиях, которые ждут их, когда они окажутся в чужих краях, без крова и средств к существованию!.. Подумайте о тех десятках и десятках тысяч людей, что остались там, в Баку, во власти кровожадного врага, об их трагической судьбе! Подумайте об этом, а не о том, есть или нет у нас оправдательных документов! Подумайте о политике, говорю я. О политике предательства, которая привела ко всему этому! И решайте, будете вы продолжать ее или нет... Да, именно вы, каждый из вас обязан наконец дать отчет перед своей собственной совестью: была ли правильна эта политика, должны ли вы продолжать поддерживать ее или раз и навсегда от нее отрешиться?! Решайте это — самое важное и самое главное, — и тогда все остальное будет просто решить. Тогда будет ясно и то, в какой порт надо плыть, к какому берегу пристать!..
Круглолицый уже совсем неуверенным тоном сказал:
— Ну вот, опять политика, опять агитация!..
И снова его прервал смуглый.
— Ша!.. — крикнул он, сверкнув угольными глазами. — Заткнись ты! — Потом перевел взгляд на Шаумяна: — До Астрахани отсюда почти трое суток ходу, судно-то у нас тихоходное. А провизии, чтобы кормить столько народу, нет. Боюсь, что пассажиры не согласятся на такие лишения, несмотря ни на какие политические рассуждения...
— Я уже сообщал через Амирова и теперь повторяю лично вам: как Чрезвычайный комиссар Кавказа и член узкого состава Центрального Комитета Всероссийской Коммунистической партии я даю твердое обещание, что власти в Астрахани не будут чинить никаких препятствий ни команде парохода, ни тем из пассажиров, которые не захотят остаться там, а предпочтут направиться в другие порты. Обещаю, что судно получит возможность пополнить запасы воды и топлива, а пассажиры будут снабжены провизией на долгий срок...
— Я тоже как военный представитель Центрального Всероссийского правительства и левый эсер гарантирую неприкосновенность и полную свободу «Туркмена» и его пассажиров направиться в любой другой порт после того, как он доставит нас в Астрахань! — сказал свое слово и Григорий Петров.
Смуглый матрос встал с места.
— Как я мыслю, все тут ясно, товарищи, — сказал он. — Мы сейчас снова созовем комитет и обсудим этот вопрос, но от своего имени я скажу, что, конечно, мы должны идти в Астрахань.
Уже совсем рассвело, когда комиссары и члены судового комитета вышли из прокуренной каюты капитана. Анна, с волнением ждавшая их поблизости, кинулась к Корганову:
— Ну, как там у вас?
— Все, все! — радостно улыбнулся Григорий. — Пароход пойдет в Астрахань.