Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Еще писалъ ты въ посланіи своемъ, что монахъ, желающій возлюбить Бога, паче всего обязанъ имѣть попеченіе о чистотѣ души своей. И сказалъ ты прекрасно, если имѣешь достаточныя на то силы. А поелику говоришь еще, что душа не имѣетъ дерзновенія въ молитвѣ, какъ не препобѣдившая еще страстей, то представляется мнѣ въ томъ и другомъ противорѣчіе, хотя я и невѣжда. Ибо, если душа не препобѣдила страстей, то какъ ей имѣть попеченіе о чистотѣ? Поелику и правиломъ духовной правды не повелѣно ей, когда не препобѣдила своихъ страстей, домогаться того, что выше ея. Ибо не изъ того, чего вожделѣваетъ человѣкъ, познается, что́ онъ любитъ; но изъ того, что́ любитъ, дѣлается заключеніе о томъ, чего вожделѣваетъ: любовь естественно предшествуетъ вожделѣнію. (Чего не возлюбитъ человѣкъ, того не будетъ и вожделѣвать). Страсти суть дверь, заключенная предъ лицемъ чистоты. Если не отворитъ кто этой заключенной двери, то не войдетъ онъ въ непорочную и чистую область сердца. И сказанное тобою, что душа не имѣетъ дерзновенія въ часъ молитвы, сказано справедливо. Ибо дерзновеніе выше не только страстей, но и чистоты. Порядокъ этого преемства бываетъ такой, какъ я говорю: терпѣніе съ принужденіемъ себѣ борется со страстями за чистоту. Поэтому, если душа препобѣдитъ страсти, то пріобрѣтаетъ чистоту; а истинная чистота дѣлаетъ, что умъ пріобрѣтаетъ дерзновеніе въ часъ молитвы.

Ужели же подвергнемся укоризнѣ, въ молитвѣ прося этой душевной чистоты, о которой теперь рѣчь, и дѣломъ гордости и самомнѣнія бываетъ наше прошеніе, если просимъ у Бога того, что предписываетъ намъ Божественное Писаніе и Отцы наши, и для чего монахъ идетъ въ отшельничество? Но думаю, святый, что, какъ сынъ не сомнѣвается въ отцѣ своемъ, и не проситъ у него такими словами: „научи меня искусству“, или: „дай мнѣ что‑нибудь“, такъ не подобаетъ монаху разсуждать и просить у Бога: „дай мнѣ то и {255} то“. Ибо онъ знаетъ, что промышленіе Божіе о насъ выше того, какое бываетъ у отца о сынѣ. И потому слѣдуетъ намъ смириться, плакать о тѣхъ причинахъ согрѣшеній, которыя внѣ нашей воли, содѣланы ли оныя помысломъ, или самымъ дѣломъ, и съ сокрушеннымъ сердцемъ говорить словами мытаря: Боже, милостивъ буди мнѣ грѣшнику (Лук. 18, 13), тайно и явно дѣлать, чему научилъ Господь, сказавъ: егда сотворите вся повелѣнная вамъ, глаголите, яко раби неключими есмы: еже должни бѣхомъ сотворити, сотворихомъ (Лук. 17, 10), чтобы совѣсть твоя засвидѣтельствовала тебѣ, что ты неключимъ, и имѣешь нужду въ помилованіи. Знаешь же и самъ ты, что не дѣла отверзаютъ оную заключенную дверь сердца, но сердце сокрушенное и смиреніе души, когда препобѣдишь страсти смиреніемъ, а не превозношеніемъ. Ибо больной сперва смиряется и прилагаетъ попеченіе о выздоровленіи отъ своихъ недуговъ, а потомъ уже домогается сдѣлаться царемъ; потому что чистота и душевное здравіе суть царство души.

Какое же это царство души? Какъ больной не говоритъ отцу: „сдѣлай меня царемъ“, — но прилагаетъ сперва попеченіе о недугѣ своемъ, и по выздоровленіи царство отца его дѣлается вполнѣ его царствомъ, такъ и грѣшникъ, приносящій покаяніе, получая здравіе души своей, входитъ со Отцемъ въ область чистаго естества и царствуетъ во славѣ Отца своего.