Ибо, сказавъ, что „дѣланіе заповѣдей служитъ мнѣ препятствіемъ къ созерцанію“, явно похулилъ ты любовь къ ближнему, и предпочелъ ей созерцаніе, и вожделѣваешь видѣть его тамъ, гдѣ оно не усматривается. Пока не можемъ мы еще видѣть созерцанія, мудрѣйшій: но само созерцаніе показываетъ намъ себя на своемъ мѣстѣ. Какъ по мѣрѣ естественнаго возраста душа пріемлетъ улучшеніе вѣдѣнія и ощущаетъ существующее въ мірѣ, и день ото дня болѣе и болѣе обучается этому, такъ и въ духовномъ человѣкъ пріемлетъ въ себя духовное созерцаніе и Божественное ощущеніе, и обучается этому въ той мѣрѣ, въ какой умъ возрастаетъ въ житіи разума, и простирается впередъ. Когда же придетъ въ область любви, тогда созерцаетъ духовное на своемъ мѣстѣ. Но сколько бы человѣкъ ни употреблялъ усилія, чтобы духовное снизошло къ нему, оно не покоряется. И если дерзновенно возмечтаетъ онъ, и возведетъ взоръ къ духовному и будетъ доходить до него разумѣніемъ не вовремя, то скоро притупляется зрѣніе его, и вмѣсто дѣйствительнаго усматриваются имъ призраки и образы. Какъ скоро вполнѣ постигнешь это разсудительнымъ умомъ своимъ, не будешь домогаться созерцанія не вовремя. Если же кажется тебѣ, что и теперь видишь созерцаніе, созерцаніе сіе есть тѣнь призрака, а не созерцаніе; потому что у всего мысленнаго бываетъ подобіе и мечтательный образъ, а бываетъ также и истинное созерцаніе. Ибо вотъ и въ естествахъ сложныхъ бываетъ мечтаніе, а иногда возможно и истинное созерцаніе. Если же созерцаніе истинно, то обрѣтается свѣтъ, и созерцаемое усматривается близкимъ къ дѣйствительности. А когда бываетъ противное сему, тогда глазъ вмѣсто дѣйствительности {268} видитъ тѣнь: видитъ воду, гдѣ нѣтъ воды, видитъ зданія, приподнятыя вверхъ и висящія на воздухѣ, между тѣмъ какъ они стоятъ на землѣ. По таковому явленію тѣлеснаго то же думай и о мысленномъ.
Если зрѣніе ума не будетъ очищено дѣланіемъ заповѣдей, дѣлами безмолвнаго житія, не пріобрѣтетъ[402]
въ совершенствѣ свѣта любви, не преуспѣетъ возрастомъ обновленія Христа, улучшеніемъ вѣдѣнія не приблизится къ духовнымъ естествамъ въ той степени, на которой ищетъ ангельскаго духовнаго житія: то не возможетъ содѣлаться истиннымъ зрителемъ Божественнаго созерцанія. Всѣ же тѣ подобія духовнаго, какія думаетъ составить себѣ умъ, называются призракомъ, а не дѣйствительностью. И это, что умъ видитъ одно вмѣсто другого, происходитъ отъ того, что онъ не очистился. Ибо естество истины пребываетъ всегда неизмѣннымъ, и не измѣняется никогда въ подобіе; причиною же мечтанія образовъ сихъ бываетъ немощь, а не чистота ума.Это было и съ философами внѣшними, потому что почли духовнымъ то, о чемъ не пріяли истиннаго ученія отъ Бога. Отъ скопленія и движенія мыслящей силы ихъ, отъ разумѣній помысловъ своихъ заключали они въ самомнѣніи своемъ, что они суть нѣчто; а вмѣстѣ съ этимъ разсуждали, какъ они существуютъ[403]
, чтобы открытіе ихъ происхожденія и измѣненіе уподобленія содѣлалось для нихъ тѣмъ и другимъ. И разглагольствовали объ этомъ въ ненадлежащемъ самомнѣніи, Единаго Бога раздѣлили въ многобожіи, говорили и сошлись между собою въ суесловіи помысловъ, и эту мечту безумія помысловъ своихъ назвали умозрѣніемъ естествъ.Посему истинное созерцаніе естествъ чувственныхъ и сверхчувственныхъ, и Самой Святой Троицы, приходитъ въ откровеніи Христовомъ. Ему научилъ и его указалъ человѣкамъ Христосъ, когда первоначально {269} въ Своей Ѵпостаси совершилъ обновленіе естества человѣческаго, возвратилъ и далъ ему первую свободу, и проложилъ намъ путь Собою къ тому, чтобы животворящими Его заповѣдями восходить къ истинѣ. И естество тогда только способно содѣлаться зрителемъ истиннаго, а не мечтательнаго созерцанія, когда человѣкъ первоначально претерпѣніемъ страданій, дѣланіемъ и скорбію совлечется ветхаго страстнаго человѣка, какъ новорожденный младенецъ совлекается одежды, выносимой изъ матернихъ ложеснъ. Тогда умъ способенъ возродиться духовно, быть узрѣннымъ въ мірѣ Духа, и пріять созерцаніе отечества своего.