Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Иноку, который посвятилъ себя небесному дѣланію, прилично всегда и во всякое время быть внѣ всякой житейской заботы, чтобы, погрузившись въ себѣ самомъ, вовсе не находить въ себѣ ничего принадлежащаго настоящему вѣку. Ибо, ставъ празднымъ отъ всего таковаго, можетъ безъ развлеченія поучаться въ законѣ Господнемъ день и ночь. Тѣлесные труды безъ чистоты ума то же, что — безплодная утроба и изсохшіе сосцы, потому что не могутъ приблизиться къ {308} вѣдѣнію Божію. Тѣло они утомляютъ, но не заботятся о томъ, чтобы искоренять страсти въ умѣ, а потому ничего и не пожнутъ. Какъ сѣющій въ терніи ничего не можетъ пожать, такъ уничтожающій себя злопамятностію и любостяжаніемъ ни въ чемъ не можетъ успѣть, но стенаетъ на ложѣ своемъ отъ многаго бдѣнія и отъ затруднительности дѣлъ. И Писаніе свидѣтельствуетъ, говоря: яко людіе правду сотворившіи и ни объ единой изъ заповѣдей Господнихъ не нерадѣвшіе, ищутъ у Меня правды и истины, и хотятъ приблизиться ко мнѣ, Богу, глаголюще: что яко постихомся, и не увидѣлъ еси? Смирихомъ себя, и не увѣдѣлъ еси? Во дни бо пощеній вашихъ творите воли ваша (Ис. 58, 2. 3), т. е. лукавыя мысли ваши, — и приносите ихъ, какъ всесожженія, идоламъ, — и злые помыслы, которые признали вы въ себѣ за боговъ, причемъ вы приносите имъ драгоцѣннѣйшую изъ всѣхъ жертвъ — вашу свободную волю[489], которую вы должны были посвящать Мнѣ посредствомъ вашихъ добрыхъ дѣлъ и чистой совѣсти.

Добрая земля увеселяетъ своего дѣлателя плодоношеніемъ даже до ста. Если душа просіяла памятованіемъ о Богѣ и неусыпнымъ бдѣніемъ день и ночь, то Господь устрояетъ тамъ къ огражденію ея облако, осѣняющее ее днемъ и свѣтомъ огненнымъ озаряющее ночь; во мракѣ ея просіяетъ свѣтъ.

{309} Какъ облако закрываетъ свѣтъ луны, такъ испаренія чрева изгоняютъ изъ души Божію премудрость. И что пламень огненный въ сухихъ дровахъ, то и тѣло при наполненномъ чревѣ. И какъ одно горючее вещество, приложенное къ другому, увеличиваетъ огненный пламень, такъ разнообразіе брашенъ увеличиваетъ движеніе въ тѣлѣ. Въ сластолюбивомъ тѣлѣ не обитаетъ вѣдѣніе Божіе; и кто любитъ свое тѣло, тотъ не улучитъ Божіей благодати. Какъ въ болѣзняхъ рожденія происходитъ на свѣтъ плодъ, веселящій родившую, такъ при трудѣ гортани[490] рождается въ душѣ плодъ — вѣдѣніе тайнъ Божіихъ, у лѣнивыхъ же и сластолюбивыхъ — плодъ стыда. Какъ отецъ заботится о чадахъ, такъ и Христосъ печется о тѣлѣ, злостраждущемъ ради Него, и всегда бываетъ близъ устъ его. Стяжаніе дѣланія, совершаемаго съ мудростію, неоцѣненно.

Тотъ — странникъ[491], кто мыслію своею сталъ внѣ всего житейскаго. Тотъ плачущій[492], кто, по упованію будущихъ благъ, всѣ дни жизни своей проводитъ въ алчбѣ и жаждѣ. Тотъ монахъ, кто пребываетъ внѣ міра и всегда молитъ Бога, чтобы улучить ему будущія блага. Богатство монаха — утѣшеніе, находимое въ плачѣ, и радость отъ вѣры, возсіявающая въ тайникахъ ума. Тотъ милостивъ, кто въ мысли своей не отличаетъ одного отъ другого, но милуетъ всѣхъ. Тотъ дѣвственникъ, кто не только сохранилъ тѣло неоскверненное плотскимъ совокупленіемъ, но даже стыдится себя самого, когда бываетъ одинъ. Если любишь цѣломудріе, отгони срамные помыслы упражненіемъ въ чтеніи и продолжительною молитвою, и тогда будешь имѣть оружіе противъ естественныхъ побужденій, а безъ сего невозможно увидѣть въ душѣ чистоту. Если желаешь быть милостивымъ, пріобучи себя сперва всѣмъ пренебрегать, чтобы умъ не увлекался тяжестію этого и не выходилъ изъ своихъ предѣловъ. {310} Ибо совершенство милосердія выказывается въ терпѣніи предпочитающаго переносить обиды; совершенство смиренія — въ томъ, чтобы съ радостію сносить ложныя обвиненія. Если истинно ты милосердъ, то, когда неправедно отнято у тебя твое, не скорби внутренно, и не разсказывай объ ущербѣ постороннимъ. Пусть лучше ущербъ, нанесенный обидѣвшими тебя, поглощенъ будетъ твоимъ милосердіемъ, какъ терпкость вина поглощается множествомъ воды. Докажи множество милосердія своего тѣми благами, какія воздаешь обидѣвшимъ тебя, какъ и блаженный Елисей поступилъ съ врагами своими, намѣревавшимися взять его въ плѣнъ. Ибо, когда помолился и ослѣпилъ ихъ тьмою, показалъ тѣмъ, какая въ немъ сила, а когда, давъ имъ пищу и питіе, позволилъ уйти, доказалъ тѣмъ, каково его милосердіе (4 Цар. 6, 13—23).