Блаженъ человѣкъ, который познаетъ немощь свою, потому что вѣдѣніе сіе дѣлается для него основаніемъ, корнемъ и началомъ всякаго добраго усовершенствованія. Какъ скоро познаетъ кто, и дѣйствительно ощутитъ, немощь свою, тогда воздвигаетъ душу свою изъ разслабленія, омрачающаго оное вѣдѣніе, и богатѣетъ осторожностію. Но никто не можетъ ощутить немощь свою, если не будетъ попущено на него хотя малаго искушенія тѣмъ, что́ утомляетъ или тѣло, или душу. Тогда, сравнивъ свою немощь съ Божіею помощію, тотчасъ познаетъ ея[535]
величіе. И также, когда разсмотритъ множество принятыхъ имъ мѣръ, осторожность, воздержаніе, покровъ и огражденіе души своей, въ чемъ надѣялся онъ найти для нея увѣренность, и не обрѣтаетъ, — даже и сердце его, отъ страха и трепета, не имѣетъ тишины, то пусть пойметъ и познаетъ тогда, что этотъ страхъ сердца его обнаруживаетъ и показываетъ непремѣнную потребность для него иного нѣкоего помощника. Ибо сердце страхомъ, поражающимъ его и борющимся внутри его[536], свидѣтельствуетъ и даетъ знать о недостаткѣ чего‑то; а симъ доказывается, что не можетъ оно жить съ упованіемъ, потому что, какъ сказано, спасаетъ Божія помощь. Но кто позналъ, что имѣетъ нужду въ Божіей помощи, тотъ совершаетъ много молитвъ. И въ какой мѣрѣ умножаетъ ихъ, въ такой смиряется сердце. Ибо всякій молящійся и просящій не можетъ не смириться.А какъ скоро человѣкъ смирится, немедленно окружаетъ его милость. И тогда сердце ощущаетъ Божественную помощь, потому что обрѣтаетъ возбуждающуюся въ немъ нѣкую силу упованія. Когда же человѣкъ ощутитъ, что Божественная помощь вспомоществуетъ ему, тогда сердце его сейчасъ же исполняется вѣры. Изъ сего уразумѣваетъ онъ, что молитва есть прибѣжище помощи, источникъ спасенія, сокровище упованія, пристань, спасающая отъ треволненія, свѣтъ пребывающимъ во тьмѣ, опора немощныхъ, покровъ во время искушеній, помощь въ рѣшительную минуту болѣзни, щитъ избавленія во брани, стрѣла, изощренная на враговъ, и просто сказать: открывается, что все множество сихъ благъ имѣетъ доступъ посредствомъ молитвы; и потому отнынѣ услаждается уже онъ молитвою вѣры. Сердце его веселится отъ упованія, и никакъ не остается въ прежнемъ ослѣпленіи и при простомъ вѣщаніи устъ. Но когда уразумѣетъ сіе такимъ образомъ, тогда пріобрѣтетъ въ душѣ молитву, подобную сокровищу, и отъ великаго веселія видъ молитвы своей измѣнитъ въ благодарственные гласы. И вотъ слово, изреченное Тѣмъ, Кто каждой вещи опредѣлилъ собственный ея образъ: „молитва есть радость, возсылающая благодареніе“. Разумѣлъ же Онъ сію молитву, совершаемую въ вѣдѣніи Бога, т. е. посылаемую отъ Бога; потому что не съ трудомъ и утомленіемъ молится тогда человѣкъ, какова всякая иная молитва, какою молится человѣкъ до ощущенія сей благодати; но съ сердечною радостію и удивленіемъ непрестанно источаетъ благодарственныя движенія при неисчислимыхъ колѣнопреклоненіяхъ, — и отъ множества возбужденій къ вѣдѣнію, отъ удивленія и изумленія предъ благодатію Божіею внезапно возвышаетъ гласъ свой, пѣснословя и прославляя Бога, возсылаетъ благодареніе Ему и въ крайнемъ изумленіи приводитъ въ движеніе языкъ свой.
Кто достигъ сюда дѣйствительно, а не мечтательно, {335} самымъ дѣломъ положилъ въ себѣ многіе признаки и по долгомъ самоиспытаніи узналъ многія особенности, тотъ знаетъ, что́ говорю; потому что не противно сіе[537]
. И отнынѣ да престанетъ помышлять суетное, да пребываетъ неотступно предъ Богомъ въ непрестанной молитвѣ, съ боязнію и страхомъ, чтобы не лишиться великой Божіей помощи.