Словарь Сатаны

Это была бурная ночь осени 1930 года. Время близилось к одиннадцати. Сан-Франциско лежал во тьме: рабочие газового завода забастовали и разрушили собственность компании из-за того, что газета, подписчиком которой был кузен менеджера, осудила поведение торговца картофелем, состоявшего в родстве с членом этих «Рыцарей досуга»[121]. Электрические лампочки в то время еще не изобрели. Небо плотно затягивали тучи, их с бешеной скоростью гнал по небосводу не ощущаемый на земле ветер, а они, постоянно меняя фантастические очертания, казалось, жили своей жизнью, питаемые силой зла, в котором могли упражняться в любое время, приложив свою демоническую волю.

Наблюдатель, оказавшийся в это время на кладбище «Соррел-Хилл» на углу Райской аллеи и Пути к Великому белому престолу, заметил бы человека, крадущегося меж могил к жилищу Управляющего. Когда мгла несколько рассеивалась, смутно обрисовывая силуэт человека, его фигура обретала зловещий и пугающий вид. Он был закутан до пят в длинный черный плащ. Надвинутая на лоб шляпа с широкими полями почти скрывала лицо, и так спрятанное под полумаской; когда он приподнимал голову над воротником плаща, открывалась только его борода. На ногах незнакомца были высокие сапоги, и когда случайно распахивались полы плаща, показывались ботфорты, смятые складками на икрах. Рук было не видно — он только иногда опирался правой на могильный камень, чтобы не упасть на неровной почве во время своей таинственной ночной вылазки. Присмотревшись, можно было разглядеть в руке кинжал, его лезвие шло вдоль запястья и укрывалось в кармане. Короче говоря, одежда человека, крадущиеся движения, ночное время — все выдавало в нем репортера.

Но что он здесь делал?

Утром прошедшего дня редактор газеты «Злодей дня» нажал кнопку звонка с номером 216, и мгновенно на вызов из наклонно расположенной трубы вылетел мистер Меткий Плевун.

— Я правильно понимаю, вы — 216-й? — спросил редактор.

— Таков мой номер, — ответил репортер, переводя дыхание и оправляя костюм: и то и другое вышло из-под контроля во время поспешного пролета по трубе.

— До нас дошло, что Управляющий кладбищем «Соррел-Хилл», некий Могильщик, даже имя которого говорит о бесчеловечности, виновен в грубейших нарушениях, допущенных им при управлении крупной собственностью, доверенной ему свободным народом.

— Кладбище — частная собственность, — еле слышно заметил 216-й.

— Говорят, — продолжил великий человек, не обращая внимания на слова репортера, — что в нарушение всех прав он отказывается показать свои счета представителям прессы.

— Но по закону он несет ответственность только перед советом директоров компании, — рискнул возразить репортер.

— Говорят, — отмахнулся редактор, — что обитатели кладбища во многих случаях плохо обустроены, недостаточно хорошо одеты, и в довершение всего им постоянно холодно. И их никогда не кормят — сами идут на корм червям. Также поступили сообщения, что женщины и мужчины занимают одни и те же участки, что вредит общественной морали. Много тайных пороков собрано в этом оборотне в человеческом облике, и желательно, чтобы «Злодей дня» вскрыл его подпольные методы. Если он будет упорствовать, мы вытащим скелеты из его шкафа. Для этого у газеты будут деньги, а для вас — слава — вы ведь тщеславны, 216-й?

— Я — тщеславен.

— Тогда идите, — воскликнул редактор, поднимаясь и властно взмахивая рукой. — Идите и «ищите дутую славу»[122].

— Она будет найдена, — ответил молодой человек и, прыгнув в люк на полу, исчез. Через мгновение редактор, который, отпустив подчиненного, стоял неподвижно и словно погрузился в размышление, вдруг подскочил к люку и закричал вниз: «Эй, 216-й?»

— Да, сэр, — послышалось издалека.

— Насчет «дутой славы» — думаю, вы понимаете, что речь тут идет не о вас, а о другом человеке.

Исполняющий свой долг в надежде на похвалу хозяина, мистер Меткий Плевун, известный также как 216-й, в своем профессиональном одеянии уже знаком догадливому читателю. Увы, бедный мистер Могильщик!