Словарь Сатаны

— Ну, — задумчиво протянул он, — мачт на нем не осталось, груза — тоже… послушай, если это тебе поможет, брось за борт пассажира — который потяжелей.

Счастливая мысль — интуиция гения. Я быстро пошел по направлению к баку, где, стараясь находиться как можно выше, сгрудились пассажиры, и, схватив за шею пожилого грузного джентльмена, подтащил того к борту и вышвырнул в море. Он даже не долетел до воды, упав на вершину конуса из выпрыгнувших навстречу акул; их носы как бы соединились в одну точку, хвосты рассекали поверхность. Думаю, пожилой джентльмен даже не понял, какая ему уготована судьба. Следом за ним последовали женщина и перекормленный ребенок. Первая исчезла среди акул, второй пошел на корм чайкам.

Я рассказываю все как есть. Из этого можно было бы состряпать отличную историю, рассказав, как во время «разгрузки» корабля меня глубоко тронула самоотверженность красивой молодой женщины, которая, чтобы спасти жизнь любовнику, вытолкнула ко мне свою мать, умоляя выбросить ту, но спасти, о, спасти ее дорогого Генри. Я мог бы продолжать рассказ и описать, как я не только расправился, как просили, со старой дамой, но следующим схватил дорогого Генри и швырнул его в море как можно дальше, предварительно переломив о борт его позвоночник и вырвав клок кудрявых волос. Мог бы рассказывать и дальше — как, почувствовав после этих действий умиротворение, похитил шлюпку и отчалил от обреченного корабля, направившись прямиком в церковь Св. Массакера[124] на Фиджи, где нас соединили священными узами, которые позже я развязал зубами, когда ее съел. Однако на самом деле ничего этого не произошло, а я не мог позволить себе стать первым писателем, солгавшим на потребу читателю. А случилось вот что: в то время, как я стоял на палубе, расправляясь с пассажирами, капитан Аберсаут, закончив чтение романа, подошел ко мне сзади и тоже вышвырнул за борт.

Ощущения утопающего описывались так часто, что я лишь кратко остановлюсь на тех сокровищах, которые раскрыла передо мной память: картины из моей насыщенной событиями жизни нахлынули разом, однако они не перепутывались и не конфликтовали. Вся моя жизнь раскинулась передо мной, как карта Центральной Африки после открытия гориллы. Я увидел колыбельку, в которой лежал ребенком, одурманенный успокоительными сиропами; детскую коляску, сидя в которой и подталкиваемый сзади, сбил с ног школьного учителя, а сам получил искривление позвоночника; няню, подставлявшую губы поочередно — то мне, то садовнику; старый дом моей юности, утопающий в плюще и закладных; старшего брата, унаследовавшего семейные долги; сестру, сбежавшую с графом фон Претцель[125], конюхом в почтенной нью-йоркской семье; матушку, прижимающую в позе святой к груди молитвенник, чтобы скрыть учащенное сердцебиение от чтения мадам Фаертини; почтенного батюшку, сидящего в уголке у камина, — седая голова склонилась к груди, иссохшие руки покорно сложены на коленях, с христианским смирением ждет он кончины и пьет как сапожник — все это и многое другое пронеслось в моей голове, и зрелище это было совершенно бесплатным. Затем в ушах зазвенело, и все поплыло перед глазами быстрее, чем плыл я сам; я погружался все ниже и ниже в бездонную пропасть, желтоватый свет над головой погас, и воцарилась темнота. И тут я почувствовал под ногами что-то твердое — это было дно. Слава богу, я спасен!

Капитан «Верблюда» [126]

Корабль назывался «Верблюд». В каком-то смысле он уникальное судно. При водоизмещении шестьсот тонн он — с достаточным балластом, чтобы не опрокинуться, как сбитая кегля, и провизией на три месяца плавания — должен быть под особым контролем в том, что касается груза и пассажиров. Приведу в качестве примера следующий случай. Корабль уже готовился покинуть порт, когда к нему подошла лодка с двумя пассажирами — мужчиной и его женой. Они купили билеты за день до отплытия, но остались на берегу, чтобы еще раз нормально поесть перед тем, как «сесть на голодный паек», как говорил муж. Женщина взошла на борт, мужчина собирался следовать за ней, но в этот момент капитан перегнулся через борт. — Эй, чего вам надо? — крикнул капитан.

— Чего мне надо? — повторил мужчина, хватаясь за веревочную лестницу. — Подняться на ваш корабль — вот чего мне надо.

— С таким весом нельзя, — заорал капитан. — Вы точно потянете на 115 килограммов, а мне еще надо поднять якорь. Вы что, хотите, чтобы я не поднял якорь?

Мужчина ответил, что плевать он хотел на якорь, а сам он таков, каким сотворил его Бог (похоже, повар тоже приложил к этому руку), и как бы там ни было он попадет на корабль. Последовали пререкания, и в конце концов один матрос бросил мужчине пробковый спасательный жилет; тогда капитан сказал, что с ним мужчина станет весить меньше и может подняться на борт.